Оборотни и вампиры

Вильнёв Ролан

Черная магия, демонизм, развившиеся на фоне сексуальных отклонений, объясняют на свой лад эту фетишистскую манию. Так, обряды кельтско-галльского культа, требовавшие сохранять черепа жертв, близки к так называемым «буддистским» черным мессам, замеченным на кладбище в Ницце в 1952 году. Мертвая голова, идеальное вместилище ума, храбрости и всех добродетелей, часто использовалась как амулет или переносной алтарь, пригодный для занятий некромантией.

НЕКРОФИЛИЯ.

Та же фетишистская страсть обнаруживается у платонических некрофилов, которые не обязательно стремятся к сексуальному соединению с трупом, но могут довольствоваться инсценировкой и мрачными усладами. Хуана Безумная двенадцать месяцев держала при себе останки своего супруга; Сара Бернар получала истинное наслаждение только на досках

гроба; иные распутники, приходили упражняться рядом с телами, выставленными в парижском морге, — все они входят в эту категорию. Еще недавно в прессе приводились несколько примеров такого загробного эротизма. В 1955 году один идиот в окрестностях Тулона кормил умершую, надеясь ее воскресить. Тремя годами позже другой слабоумный, в Париже, покончил с собой рядом с телом женщины, которое перед тем десять месяцев хранил в ванне. В сентябре 1959 года бразильская полиция арестовала садиста, державшего в заточении в кладбищенском склепе девушку, которую он сделал матерью. В марте 1961 года во Флориде была арестована Эстер Дилани (Delaney) — она в течение семнадцати месяцев берегла и лелеяла останки убитого ею мужа. Самая забавная история в этом роде - дело Мари Раймон, славной девушки, мистической мифоманки, которую общественное мнение ложно обвинило в апреле 1952 года в том, будто бы она отравила много людей, чтобы посмотреть, как они умирают. Разумеется, нашелся медицинский эксперт, который заявил по поводу этой новой Бренвиллье: «Ее приводила в восторг последняя гримаса, сводившая рот умирающего...»

Очевидно, что мания некрофилии была достаточно распространенным явлением, потому что прежде в домах терпимости устраивали специальное помещение для тех, кто воображал, будто под звуки похоронной музыки насилует щедро загримированную покойницу. Следующая история, впоследствии пересказанная многими авторами, прекрасно иллюстрирует эту фантазию, достойную кисти Гойи или Буланже.

«Один человек высокого духовного звания, прелат in partibus, живший несколько лет тому назад недалеко от Парижа, отличался пристрастием к трупам: он в мирской одежде отправлялся в дом терпимости; там он вновь принимал свой обычный вид, облачившись в сутану, которую держали для него наготове; заранее была приготовлена и комната, вся обитая черным бархатом с серебряными слезками; на постели безжизненно лежала женщина, напудренная до смертельной бледности; повсюду были расставлены серебряные подсвечники с длинными свечами, чьи тусклые огоньки озаряли мрачную сцену; прелат-маньяк опускался на колени у изголовья и бормотал нараспев, словно заупокойные псалмы, невнятные слова; потом, в какой-то определенный момент, он бросался на псевдоусопшую, которой приказано было не шевелиться, что бы ни происходило. .. Страсть к трупам не исключала для него и обычной любви. На свою беду, он изнасиловал однажды маленькую девочку, отца которой ему предстояло похоронить; дело получило огласку, и, хоть он и был прелатом Его Святейшества, его арестовали, судили и приговорили к восьми годам тюремного заключения. При обысках, произведенных у него дома, следователь нашел странную коллекцию: тщательно рассортированные волоски, которые тот срезал либо у проституток, либо у кающихся грешниц; все эти волосы лежали прядями, каждый пакет был снабжен этикеткой с именем женщины».

Такую некрофилию, безобидную и невинную, когда она проявляется в чрезмерном поклонении могилам, следует отличать от извращения, которому дал это имя бельгийский психиатр Гислен (Guislain). В самом деле, в XVI веке Жоост де Дамудер (Joost de Damhoudere) ошибочно считал в своем сочинении «Praxis» содомским и достойным костра то гнусное сладострастие, которое заставляет некоторых мужчин познавать мертвых женщин (casu incidit in memoriam execradus ille libidinus amor, quo quidam feminum cognoscunt mortuam). Некрофилия, встречавшаяся довольно редко, если судить по примерам, оставленным нам историей, впервые, вероятно упомянута Геродотом. В Египте, рассказывает он, жен знатных людей «после смерти не сразу передают в руки бальзамировщиков, так же, как и очень красивых и прославленных женщин; тела доверяют им лишь по истечении трех или четырех дней. Таким образом хотят помешать бальзамировщикам насладиться этими женщинами; дело в том, что одного из них застали, когда он насиловал труп только что умершей женщины; его выдал собрат по ремеслу». Кроме того, Геродот сообщает, что Периандр, коринфский тиран, который ненавидел своих сыновей и приказывал кастрировать детей, овладел своей женой Мелиссой, как только она умерла, сажая «хлеб в уже остывшую печь»

(KH.V, гл.92). Ирод, Карл Великий, Вальдемар IV, по преданию, поступали так же. Флегон, вольноотпущенник императора Адриана, рассказывает историю трактирщика, который плотски

познал служанку по имени Филиниум через шесть месяцев после ее смерти. Наконец, Дюлор в своих «Исходных божествах» («Divinites generatrices») вслед за Арнобом («Adv. Gentes», издание 1671 года) и Климентом Александрийским излагает скабрезную историю Бахуса, в которого влюбился юный Полимнус. Смерть унесла юношу прежде, чем бог успел удовлетворить его желание, но последний, тем не менее, свое обещание выполнил: «Бахус построил для него гробницу; в честь усопшего он сделал фаллос из ветки смоковницы и водрузил его на вершину памятника... Бахус, желая непременно исполнить свои обещания, поместил деревянный фаллос на могиле умершего, уселся нагишом на его кончик и в таком виде полностью освободился от призрака обещания, данного им юному Полимнусу».

Разрозненные медицинские и юридические записи о некрофилии не представляют никакого интереса до начала XIX века. С этого времени ученые и специалисты по душевным болезням начали собирать подчас совершенно удивительные наблюдения:

«В 1787 году в Сито, неподалеку от Дижона, -рассказывает Мишеа, — один из моих предков, который был врачом этого знаменитого аббатства, как-то раз вышел из монастыря и отправился навестить в стоящей в лесной глуши хижине жену дровосека, которую накануне покинул умирающей. Муж, занятый своей тяжелой работой вдали от хижины, вынужден был оставить жену в одиночестве, рядом с ней не было ни детей, ни родных, ни соседей. Открыв дверь, мой дед был поражен чудовищным зрелищем. Монах, сборщик пожертвований, совокуплялся с женщиной, которая к этому времени была уже трупом».

Гарнье, который повторяет эту историю в своем труде, посвященном онанизму, коварно сообщает, что его дорогих собратьев, современных анатомов, не раз подозревали в том, что они проделывали то же самое в анатомических театрах. Может быть, мрачная шутка зашла слишком далеко? Но действительно правда, что в отсутствие врачей некоторые сторожа в анатомических залах совершали порой предосудительные поступки. На эту тему госпожа Нина Миковици (Micovici) из Бухарестского института судебной медицины рассказывает следующий случай: «Был обнаружен труп убитой молодой девушки. Осмотр трупа указал на недавний половой акт. Сначала подумали, что речь идет об убийстве, которому предшествовало изнасилование. Более позднее исследование позволило заключить, что половой акт был произведен посмертно. Подозрение пало на одного из служащих судебно-медицинского института; припертый к стене он в конце концов

признался...» Не так давно один из служащих Ноттингемской больницы был уволен за безнравственное обращение с останками закоренелой холостячки («Тайме» от 29 ноября 1960).

Люди, которые по роду службы имеют дело с безжизненными телами: могильщики, кладбищенские сторожа, смотрители моргов, чаще других страдают подобным извращением. Свидетельство тому - Александр Симеон; этот полупомешанный, нечистоплотный и умственно неразвитый человек, запертый в приюте Труа за оскорбление целомудрия, обманывал бдительность своих сторожей и во всеуслышание хвастался, что может удовлетворять свои нечистые желания.

«... Особое влечение он испытывал к самым грязным постельным принадлежностям, к телам, покрытым последним смертным потом, а больше всего

– к простыням, на которых только что умерла женщина. Симеон держался начеку, чтобы завладеть ими, пусть даже всего на мгновение. Как только свежие выделения основательно пропитывали ткань, он украдкой хватал ее и, если у него сразу не отнимали, наслаждался, жадно вдыхая ее запах, и выказывал желание завернуться в эти испачканные простыни.

Однажды его застали за этим занятием, и из его собственных признаний стало известно, что всякий раз, как в морг отправляли женский труп, он тайком пробирался туда и предавался позорным забавам» (Люнье, «Медикопсихологические хроники», 1849).

В заключении, сделанном для. Медицинской академии (том XXXIII, с.136 и далее), Байярже (Baillarger) утверждает, что Симеон, полный идиот, неспособный к последовательной работе и подверженный периодическим маниакальным лрипадкам, все же не предпочитал трупы прочим сексуальным объектам (в противоположность Бертрану, у которого инстинкт был явно извращенным). Мы разделяем это мнение; его можно было бы отнести и к Анри Бло, могильщику-эпилептику с Сент-Уанского кладбища, который «не постеснялся около 1886 года осквернить останки девочки, умершей от оспы. Все эти случаи «превосходят воображение, и мы ужасаемся, узнав о чудовищном пари, предложенном студентом-медиком, который повторил один из подвигов =Симеона в присутствии всех своих товарищей по факультету. Поспешим уточнить, что некрофилы «обычно ведут себя более скромно, и лишь случай (позволяет застать их врасплох. Следующие примеры послужат тому доказательством.