Оборотни Индии
Шрифт:
Я рассказал ему все, опустив, впрочем, то, что я не забыл себя и получил десять тысяч рупий. Признайся я в этом, он отобрал бы у меня не меньше половины.
Читу был очень доволен мною и по-приятельски похлопал меня по плечу.
— Ты молодец! Благодаря тебе я получил семьдесят пять тысяч, а когда каждый воин получит по сорок рупий, ибо пятьдесят слишком много для них, то у меня будет еще больше. Для начала неплохо!
— Да возрастет твое благоденствие, благородный Читу! — сказал я. — Твой раб готов помочь получить тебе и еще больше во время похода. Для меня нет большей чести, чем услышать
Кстати, сколько перепало тебе, мой друг? — спросил Читу.
— Сущие пустяки, — ответил я. — Я мог бы попытаться выдать себя за одного из старших командиров, но не стал этого делать. Я получил пять тысяч рупий, и хватит с меня.
— Напрасно ты постеснялся, — сказал Читу. — Это слишком мало, и в следующий раз я советую тебе не быть таким скромным. Ты прекрасно проявил себя и отныне всегда будешь возглавлять передовой отряд. Раньше я поручал это Гафар Хану. Он хороший солдат, но совершенно дубинноголовый, если речь идет о деле. Он только и знает жечь города и деревни, а в результате мы получаем вдвое меньше, чем могли бы. К тому же он в первую очередь заботится только о себе.
— Да благословит тебя Аллах! Твой раб никогда не подведет тебя! — с этими словами я попросил разрешения удалиться и был милостиво отпущен.
Пытки
Как уже было сказано, я старался избегать ненужных жестокостей, никогда не грабил и не жег деревни и городки, что попадались мне на пути. Не таков был Гафар Хан. Страсть к добыче превратила его в сущего дьявола, который не останавливался ни перед чем, чтобы получить свое. Клянусь, в своем тупом зверстве он превзошел всех остальных пиндари, вместе взятых, прибегая к таким пыткам, о которых мне страшно даже вспомнить.
Я неоднократно призывал его к милосердию и говорил ему также, что он мог бы добиться куда большего, действуя более мягкими мерами, однако Гафар Хан и не подумал прислушаться ко мне. За его отрядом по-прежнему тянулся кровавый след опустошения и разорения; я же чувствовал все более сильное желание покончить с этим негодяем при первом удобном случае. В конце концов я принял решение уничтожить его, в чем меня окончательно укрепил еще один, но уже последний пример бешеного зверства Гафар Хана.
В тот день Гафар Хан и его люди, надеясь первыми урвать добычу, ворвались в очередной город раньше моего отряда и предали его жестокому разграблению, а его жителей — лютой смерти. Поравнявшись с одним богатым домом, я услышал ужасные вопли, доносившиеся оттуда.
Мне никогда не забыть того ужасного зрелища, которое увидели я и мои товарищи, войдя в дом, откуда доносились эти страшные крики. Я увидел Гафар Хана и нескольких его солдат. Рядом с ними на полу лежало несколько мертвых тел, из которых еще продолжала струиться кровь. Гафар Хан стоял напротив пожилого человека, на лицо которого была нацеплена конская торба, полная тлеющих углей. Один из помощников Хана беспрерывно бил старика по спине рукоятью своей сабли, чтобы заставить жертву вдохнуть раскаленного воздуха. Несчастный старик уже почти совсем задохся и, конечно, был не в силах вымолвить хоть слово в ответ на вопросы, которые кричал ему на ухо Гафар Хан.
— Где ты прячешь свое золото, неверная свинья? — бешено орал Гафар Хан, размахивая
Сердце мое надрывалось от жалости к старику, но что я мог сделать? Я не посмел убить Хана, хотя и схватился за рукоять меча и наполовину вытащил его из ножен. Убей я сейчас Хана вместе с его людьми — и мне не избежать казни. Сдержав себя, я подошел к Гафар Хану и попытался отвлечь его внимание от того страшного дела, которым он занимался с таким азартом.
— Послушай, Хан! — крикнул я. — Тут неподалеку есть дом, который мы не смогли взять приступом. Судя по тому, как яростно оборонялись его защитники, там должно быть скрыто немалое сокровище. Пойдем, помоги мне!
Я не лгал, рядом действительно был большой дом с наглухо запертыми воротами, который, как мне удалось узнать, уже давно бросили его хозяева.
— Подожди-ка минутку! — ответил Гафар Хан. — Мы и здесь неплохо развлекаемся. Этим дуракам пришло в голову встретить нас с оружием в руках, и один из них исхитрился даже окарябать мне руку своим ржавым мечом. Вообрази — эти несчастные вздумали сражаться с нами. Вон они валяются, дохлее дохлого ишака. Мои люди немного порезвились с их женами, а я, видишь, пытаюсь добиться хоть слова правды от этого старого скряги, который никак не хочет с нами поделиться. Вот мне и пришлось надеть ему на голову торбу и поджарить его хорошенько.
— У этого старика ты все равно ничего не добьешься, ибо, думаю я, он беден и взять у него нечего. К тому же как ты прикажешь ему отвечать тебе, коли у него лицо как раз в этой торбе? Сними ее, и послушаем, что он скажет.
— Попробуй! — пожал плечами Хан. — Думаю я, что он ничего не скажет.
— Снимай торбу! — приказал я пиндари, стоявшему за спиной старика. — Пусть он говорит, но сначала дай ему воды, ибо глотка его забита пеплом и сажей.
Пиндари исполнил приказ и поднес старику кувшин, наполненный водой, но старик с отвращением оттолкнул сосуд от своего рта, поскольку он был индус и к тому же брамин, который не может под страхом полного осквернения принимать еду и воду из рук неверного.
— Пей! — взревел в бешенстве Хан. — Пей, собака, или, клянусь Аллахом, я перережу тебе горло от уха до уха и волью ее в твою утробу своими руками. Подумать только, эта грязная тварь, для которой нет слаще нектара, чем моча священной коровы, осмеливается отказаться принять воду из рук правоверного мусульманина!
— Кровожадный дьявол! — отвечал ему старик хриплым, задыхающимся голосом. — Вода из твоих рук — яд для меня. Я скорее выпью кровь своих сыновей, которую ты пролил в моем доме, чем позволю осквернить себя.
Отличная мысль! — хищно обрадовался Хан. — Клянусь благословенным пророком, сейчас ты ее попробуешь! Эй, ты, Саманд Хан! Вот чашка — набери-ка в нее крови и пусть пьет на здоровье!
— Стой! — крикнул я Гафар Хану. — Неужели ты способен на такую жестокость?!
— Не вмешивайся! — рявкнул Хан, ощерив зубы, словно разъяренный тигр. — Послушай, Амир Али, мы ведь с тобой друзья, так? Давай же лучше останемся друзьями, ибо мы обязательно поссоримся, если ты не угомонишься. К тому же ты ведь слышал — он сам сказал, что будет пить кровь.