«Оборотни» из военной разведки
Шрифт:
— Париж есть Париж, лапуня, — подытожил муж, выходя на последний поворот по дороге домой.
— Мама, папа, посмотрите, наш дом, — закричали хором девочки…
В понедельник, придя на службу, майор Бушин узнал неприятную для себя весть. Руководство ГРУ запланировало на осень направить в Париж не его, как обещало, а майора Быкова, которого он считал намного слабее и в языковой, и в оперативной подготовке. Но как говорится, зависть — это сожаление о чужом благе. Зависть есть ненависть, поскольку она действует на человека таким образом, что он чувствует неудовольствие
«Что делать? Как действовать? На какие рычаги надавить, чтобы поломать планы руководства?» — роились вопросы в голове завистника.
Наконец план созрел. Бушин понимал, что для того, чтобы выезд состоялся, нужен агреман — предварительное согласие МИД Франции на назначение Быкова в качестве дипломатического представителя СССР. Ответы на такие запросы советской стороне задерживались месяцами.
«Мне надо сделать так, чтобы французы не пожелали его принять. Просто отказали. Только тогда кадровики вернутся к моей кандидатуре, — размышлял Бушин. — Мы с ним редкие специалисты. Есть два пути: связаться в Москве с представителем посольства Франции или написать в Париж знакомому офицеру центрального аппарата Министерства обороны Марселю Бонэ».
В своё время, когда у Бушина заканчивалась командировка и он на одной из встреч рассказал Бонэ о скором возвращении на Родину, тот, на первый взгляд, огорчился, а через несколько дней преподнес советскому офицеру уникальный подарок — книгу о Наполеоне, изданную в 19 веке.
— Прими, Петр, этот духовный сувенир. Пусть он тебе напоминает о величайшем человеке Франции, чей гений одержал победу более чем в шести десятках сражений, — с пафосом проговорил французский полковник. — Я думаю, Бог подарит нам возможность встретиться ещё раз на этой земле.
Не остался в долгу и советский офицер. На следующей встрече он подарил французу чайный сервиз из Гжели. Бонэ был растроган и пригласил Бушина приехать в Париж туристом, а лучше снова по служебной линии.
— Марсель, я обязательно постараюсь быть хорошим и прибыть во вторую командировку в вашу столицу, воздухом и видами которой я живу и буду жить всегда, — ответил захмелевший Бушин. На том и расстались.
И вот вновь перед советским майором возник образ французского полковника, являвшегося, несомненно, представителем военной разведки. «Конечно, вариант с Бонэ более надежен, — подумал офицер, — но быстрее решится задача через посольство».
После этого он стал систематически появляться в районе расположения французской дипломатической миссии на Октябрьской площади. Изучал особенности пропускного режима, наблюдал за действиями охраны, вычленяя и запоминая приметы сотрудников посольства, к которым можно потом обратиться где-то в городе.
И все же он очень опасался неожиданной встречи с сослуживцами и нашей охраны посольства, которая моментально дала бы ориентировку на него «наружке», а та бы мгновенно вышла на него. А потом попробуй отмойся!
Решил действовать по-другому. Зная, что его подразделение отправляет диппочту почти каждую неделю, он подготовил в Париж два письма. Первое написал другу-дипломату Стасу Ростоцкому, с которым осушил не одну бутылку коньяка, дружили семьями, бывали
Записку он вложил между плотных корочек двойной открытки, а её — в конверт, заклеенный скотчем. Оба письма упаковал в ещё один конверт большего размера, на котором написал печатными буквами красным фломастером: «Станиславу Ростоцкому. Посольство СССР в Париже». В письме к Станиславу просил передать конверт с поздравлениями французу, которого он тоже знал.
Пакет передал через офицера Петрова, с которым поддерживал дружеские отношения. Кстати, в нарушение порядка отправки материалов из ГРУ, таким способом передавались не только письма, но и вещи. Последний заверил, что через несколько минут упакует почту и законным порядком отправит диппочту по назначению.
Время шло, а ответа от Станислава всё не было. Петров клялся и божился, что конверт отправил. Вскоре пришел агреман на Быкова, и тот уехал за границу. Вот тут-то и начал волноваться Бушин.
«Неужели прокол? Не мог Петров меня продать, как и Стас… А может, письмо не дошло до адресата, — беспокоился майор. — Тогда это опасно. Что же делать? Явиться с повинной на Лубянку? Всё равно меня выпрут из ГРУ, если история станет известна начальству. Всё же не надо спешить, нужно подождать и посмотреть, как будут разворачиваться события. Сам рапорт на увольнение писать не буду».
Однако события разворачивались стремительно и не в его пользу. Руководство ГРУ дало команду срочно уволить молодого старшего офицера. Когда начался тихий «бракоразводный» процесс Бушина с ГРУ, офицер никаких претензий кадровикам не предъявлял, прекрасно понимая, что командованию стало известно о его письме с фактическим предложением услуг французской разведке. Руководство ГРУ боялось огласки, а поэтому торопилось сделать Бушина гражданским лицом. Мотивировка приказа — уволен по сокращению штатов — его вполне устраивала.
Но не успели высохнуть чернила на подписи приказа, как компрматериалы на «вольноопределяющего» были переданы в 3-е Главное управление КГБ военным контрразведчикам, — разбирайтесь, мол, сами, он теперь не офицер, а «цивильник».
Военной прокуратурой была сразу же дана правовая оценка деяния Бушина: покушение на измену Родине. Следствие вел Следственный отдел КГБ СССР, сотрудники которого доказали наличие состава преступления…
Стороженко на совещании с оперсоставом на примере противоправных действий Бушина заметил, что ещё чуть-чуть — и мы бы проглядели будущего шпиона. Досталось по справедливости и капитану Щеглову, на объекте которого служил ииициативник. Он пытался оправдываться, по факты «прокола» в работе были налицо, с чем, к его чести, он всё же согласился.