«Оборотни» из военной разведки
Шрифт:
«Как же они должны бить, если так звонко ходят?» — подумал Николай и живо обернулся в сторону входящей Сюзанны с подносом, заставленным всякими яствами. Вторым заходом она принесла бутылку красного вина и два фужера, играющих точеными гранями дорогого хрусталя.
— Извини за задержку. А теперь можно и присесть. Может, тебе виски?
— Да нет, не стоит мешать с таким благородным напитком.
— Твоя воля. Тогда давай выпьем за надежду. Ни один врач не знает такого лекарства для усталого тела и измученной души, как надежда, — украсила тост словами
— За такой оптимизм грех не выпить. Полностью присоединяюсь к тосту. Только разреши, я добавлю: надежда сопровождает нас всю жизнь и не покидает даже на смертном одре, — поддержал Николай.
— Ты слишком приземлил это чувство. Надеяться — это верить, а вера всегда двигала человечество вперед. Так давай выпьем за локомотив прогресса…
Бутылка скоро стала пуста. Опорожнили и вторую. Потом попробовали виски. Они весело щебетали, обнимаясь, сидя в креслах, поставленных рядышком. Её льняные волосы, накрученные крупными локонами, источали тонкий запах французских духов «Клима», точно таких, какими пользовалась Лариса. От этого на душе сделалось не по себе, но хмель и близость женского тела вытеснили всякие сомнения.
Она то бросалась в объятия Николая, то, подобрав свои длинные ноги, садилась в кресло и мило смотрела на мужчину. Её круглые, крупные колени, выставленные вперед, слепили разум и возбуждали страсть.
— Ник, я твоя… пойдем, — стонала женщина, повиснув на кавалере. — Подожди…
Она последовала в ванную комнату и через несколько минут вышла в легком полупрозрачном халатике.
— Можешь охладиться и ты. Свежий халат и полотенце висят на крючке. Давай, милый, мы же без комплексов.
Розовая спальня, розовое постельное бельё на широкой венской кровати, торопливые шаги к ней, уже лежащей и протягивающей руки…
Поздно вечером он добрался домой. Успокоенность и одухотворенность, — с одной стороны, брезгливость и нарастающее осуждение собственного проступка, — с другой, слились в ощущаемый ком где-то за грудиной.
Он лежал на диване и смотрел в потолок темной комнаты, на котором изредка пробегали блики от фар проезжающих автомашин. Если на период близости с Сюзи в нем на время умолк разведчик, то сейчас он говорил языком трезвых доводов и требовал ответа на вопросы: что это — случайность или подстава?
«Вообще-то, похоже, но играть буду до конца. Надо выяснить поподробнее в отношении супруга», — решил Николай.
Зайдя как-то в магазин через неделю после той бурной вечеринки, он увидел Сюзи и поразился: она была ещё краше. Договорились встретиться у неё в пятницу.
— Я буду ждать, милый. Ты дорогу знаешь, — улыбнулась красавица и как-то особенно посмотрела на Николая.
Ровно в 18.00 Ветров нажал кнопку звонка квартиры американки. Дверь моментально открылась, и в проёме показался улыбающийся мужчина.
— Вы к Сюзанне?
— Да…
— Проходите. Я брат её… родной брат. Приехал по её просьбе. Она заболела. Часа два назад как отвезли в больницу. Она просила вас дождаться и предупредить, —
Только сейчас Николай стал осязаемо понимать, что он стоит на пороге ЧП, что надвигается провокация, а он становится её жертвой. Он понял замысел режиссеров и решил свою роль в этом спектакле доиграть достойно и до победного конца. Как профессионал, он понимал, что трусость в создавшейся ситуации ему не советчица, приготовился принять удар спецслужбы и достойно ответить на него своеобразным волейбольным блоком, который он умел ставить и держать.
«Братец» предложил кресло, в котором ещё недавно сидел Николай, целуясь с Сюзи.
— Завать миня Борисом, — представился неизвестный, коверкая русские слова.
— Надеюсь, мне вам представляться не надо. «Сестричка» вам рассказала о Николае, — съязвил россиянин.
— Да, она вся во власти воспоминаний, — явно слукавил Борис.
В дверь коротко позвонили. Вошел головастый, рано начавший лысеть низкорослый мужчина. Создавалось такое впечатление, что ягодицы его из-за коротких ног доходили до уровня колен. Вспотевшее лицо незнакомца выдавало волнение или вчерашний перепой. Волосы от пота с боков слипались рыжей куделью.
— Майкл Зенчук… Посольство Соединенных Штатов Америки в Белграде, — отрекомендовался он, почти не глядя ни на того, кто представлялся «братом» Сюзанны, ни на Николая. Его взор, устремленный в простенок, поначалу зародил у Ветрова мысль, что он косой.
— Николай Ветров, посольство Советского Союза, — с достоинством ответил майор.
— Будем знакомы… будем знакомиться поближе, — заволновался Борис, подобострастно глядя на Зенчука, очевидно, своего шефа. «Брат» как-то извинительно посмотрел на советского гостя.
Американцы не ожидали встретить такого спокойствия со стороны россиянина, и смелый его ответ серьёзно встревожил Майкла. Зенчук трясущимися руками полез в карман кожаной папки и бросил Ветрову конверт, из которого выпали цветные фотографии, веером разлетевшиеся по лаковой поверхности стола.
Николай спокойно стал рассматривать снимки, на которых он сгорал в пламени страстей. Как вспышка молнии мозг озарила когда-то выуженная и твёрдо запомнившаяся мысль: человек находит для оправдания своих действий любую причину, кроме одной; для своих преступлений — любое оправдание, кроме одного; для своей безопасности — любой повод, кроме одного; а этим одним является трусость.
«Ни в коем случае нельзя сломать себя, надо переиграть этих кретинов, и я это сделаю уже здесь», — успокаивал себя офицер.
— Ну, как качество: резкость, цветопередача, ракурсы? — съязвил Зенчук.
— Это что, Сюзанна передала мне на память?
— Что-о-о? Я вас не понял, — Майкл криво усмехнулся, — вы же у нас в кармане. Представьте такой момент: эти фото лягут на стол вашему начальству или они станут достоянием жены… Каково?
После этих жестких слов он уставился на россиянина, пытаясь понять по его лицу реакцию на главный козырь в начатой игре грубой компрометации.