Оборотни
Шрифт:
— Надеюсь, что нет. — Исполнительный директор сделал паузу на добрых двадцать секунд. — А как насчет общих женщин или чего-нибудь вроде этого?
— В этом плане ничего:
— Ведь случилось же такое в Англии! Тот скандал шестидесятых годов. С военным министром Джоном Профьюмо. Он общался со шлюхой, которая спала и с русским шпионом.
— Помню, Иванов?
— Да, с этим парнем. Дело кончилось падением правительства. Бывает и такое.
— Не думаю, чтобы здесь имелась аналогия. Они просто вместе обедали, то
— Проследите за этим. Я не хотел бы получить нагоняй с другой стороны.
ЗДА понимал, что имелось в виду под нагоняем сверху. Исполнительный директор был таким же сотрудником, как все. Каждый старается прикрыть свой зад.
— Я не буду спускать с этого глаз, сэр.
— А немецкой полиции удалось получить что-нибудь об этих «Бонни и Клайде»?
— Ни слуху ни духу.
— Догадываюсь, что мы получили фотографию Нихолсона от британцев?
— Может быть, но никто не хочет признаться. Они уже приставали к нам по этому поводу.
— Какого хрена бы мы?.. Кой… Не от него ли она к нам попала?
— Об этом вам нужно спросить ЗДР.
— Придется подождать. Главная его задача — присматривать за берлинской поездкой. Будем только надеяться, что немецкие полицейские отделаются от Нихолсона и этой женщины, пока они еще чего не натворили, чтоб им пусто было. Знать бы, к чему они теперь готовятся. Очень хотел бы знать.
Этого хотели бы и все остальные, думал ЗДА. Все мы хотели бы…
Главный дом
Дрезденский Heide
Дрезден
Боль вывела его из бессознательного состояния, острая боль с левой стороны ниже ребер. Но вскоре эта боль смешалась с другими. Болело все тело.
Эдем лежал спокойно, с закрытыми глазами, не желая привлекать внимания тех, кто мог бы находиться в комнате. Весь превратившись в слух, он отметил только приглушенные звуки радио или телевизора из другой комнаты.
Он слегка приоткрыл глаза. Волосатый наблюдал за ним со стула со зловещей улыбкой на лице.
— Добро пожаловать в Дрезден, — сказал он по-английски с сильным акцентом, но четким произношением. Эдем не ответил, и он встал, отодвинув стул. — Я же знаю, что вы меня слышите. Хотите избежать боли, откройте глаза. — Сказав это, он стал угрожающе надвигаться.
Нет смысла, Маркус. Мне еще понадобятся силы.
Эдем открыл глаза и взглянул на Волосатого.
— Хорошо. Мы понимаем друг друга. Ведь мы профессионалы, — заявил Каас.
Эдем не отвечал; ему хотелось понять, где он находится. Руки его были за спиной, он ощущал на запястьях металлические кольца наручников. Он был в ботинках, но без носков.
Комната средней величины, пустая, возможно, мансарда. Это предположение подтверждали покрытые снегом верхушки деревьев за окном. Где
Каас повернулся, прошел к двери, распахнул ее и крикнул по-немецки:
— Позовите Крагана!
Эдем продолжал спокойно лежать, когда Каас вернулся и снова уселся на стул. Где же Билли?
Каас вытянул правую ногу и сильно толкнул ею Эдема, ухмыляясь при этом. Эдем резко отодвинул свою ногу, когда боль разлилась у него по мышцам. Должно быть, они очень сильно били его, раз нога стала такой чувствительной.
— Итак, англичанин. Мистер Нихолсон. Эдем Нихолсон. Вы теперь стали знаменитой личностью. — Говоря это, Каас вытащил из кармана своей куртки газету и развернул перед Эдемом ее первую страницу. Он взглянул на свое собственное лицо, смотревшее на него рядом с лицом Билли. Немецкий заголовок гласил, что объявлен розыск подозреваемых в убийстве.
— Где она? — спросил Эдем у Волосатого.
— Ваша приятельница? В хороших руках, — Немец усмехнулся, засовывая газету обратно в карман. — Вам нравится быть знаменитым, мистер Эдем Нихолсон? Ваша фотография передана и по телевидению. Ничего не скажешь… знаменитая личность, но никто не спросит у вас автографа. Потому что никто никогда не найдет вас. — Волосатый рассмеялся, а Эдем увидел, что дверь раскрылась и вошел Краган. Волосатый встал при виде своего начальника.
— Он что-нибудь сказал? — спросил по-немецки Краган.
— Спросил, где эта женщина.
— А что вы ему сказали?
— Что она в хороших руках.
— И достаточно. Пусть падлюка тревожится.
— Он сильно избит. Мы здорово его прощупали. Все станет проще, когда мы еще над ним поработаем.
— Хорошо. — Краган наклонился над Эдемом и посмотрел на него, как мясник стал бы осматривать кусок мяса. — Мы знаем, что вы говорите по-немецки, мистер Нихолсон, — сказал он все еще по-немецки.
Эдем не отвечал, а лишь смотрел на Крагана отсутствующим взглядом.
— Как сказал Вальтер, эта женщина в хороших руках. В руках наших молодых людей. Они хорошо поработают с ней.
Вне всяких сомнений, она останется довольна лучшими нашими мужчинами, — продолжал Краган по-немецки, но не увидел никаких перемен на лице англичанина, никаких признаков понимания, ни малейшей тени озабоченности. Он встал и повернулся к Каасу.
— Не знаю. Может, он и понимает, а может, и нет. Но понадобится нечто большее, чем несколько синяков, для того, чтобы найти с ним общий язык. Я хотел бы, чтобы пять штурмовиков напомнили этой женщине лучшее время в ее жизни. И чтобы они это сделали одновременно. Пусть он увидит, как ребята трахнут его подругу во все дырки, которые у нее имеются. Повсюду. Если его синяки не причиняют ему боли, посмотрим, не почувствует ли он боль от ее синяков.