Оборотный город. Трилогия
Шрифт:
— Теперь по делу. Смотри. Вот ещё шестнадцать фоток, с разных мест, где видели это твоё привидение. Где два раза, где три, где и целых восемь зафиксированных мельканий у моих ворот. Что скажешь? Типа если есть что сказать…
— А чего говорить? — Я вновь достал пистолет и положил перед ней. — Заряжено серебром, стрелять ты умеешь. Правда, убить его этим нельзя, зато отпугнёшь, и надолго. А там что-нибудь придумаем…
— Не, забирай свой огнестрел, ещё посадят за него. У меня получше идея есть. — Демонически хихикнув, моя любимая достала из-под стола чёрную блестящую трубу на ручке,
— Помогает против привидений? — не поверил я.
— Честно говоря, шишел-мышел его знает, но… Хочешь проверить? — чуть изменившимся голосом хрипло продолжила она, глядя мне за спину.
Я слишком поздно услышал приглушённое рычание и…
— Только не стреляй! Там шкафчик с дисками и кофейный набор от мамы. Расслабься. Теперь приготовься. Как скажу, прикрой меня грудью, а я дам жару из-под руки. Готов?
Я всей спиной ощущал наличие злобной неземной твари, нагло подкрадывающейся сзади, и знал, что сделать сейчас ничего не могу. Зверю достаточно один раз меня оцарапать, может, даже просто коснуться, и я свалюсь не хуже бедняги Прохора.
— А теперь девочки играют в парикмахерскую!
Повинуясь только её взгляду, я резко развернулся, всем телом закрыв Катеньку, и на миг глаза в глаза, нос к носу оказался с тем самым серым привидением, злобно оскалившим призрачные клыки.
В тот страшный миг я узнал его! И он понял это, но в ту же секунду из-под моей руки вырвался ревущий поток горячего воздуха. Тварь взвыла, словно от ожога, и, метнувшись, исчезла в стене.
— Надо было брать пылесос, а не фен, — несколько самокритично пробурчала моя красавица. — Но ты видел? Видел, как я его? Круто, да? Как в вестерне с Клинтом Иствудом, от бедра, не целясь — трах-тибидох-дох! Скажи, я его уделала, да?!
Я выдохнул. Помотал головой, пытаясь вытрясти из памяти дикий безумный взгляд старого врага… Что же мы сделали не так?
— Я узнал его. Это аптекарь. Тот самый, который перекидывался в гиену. Мы с Прохором его застрелили, но он вернулся.
— Анатоль Францевич? Не может быть! Побожись.
— Мамой клянусь.
— Так любой хачик, спустившийся с гор за солью, скажет и соврёт. А на Библии поклянёшься?
— Да.
— А на Коране?
— Нет.
— А почему? — продолжила было дотошная Хозяйка, но, видимо, ей это быстро наскучило. — Ладно, верю. Мне, честно говоря, это недружелюбное привидение тоже показалось больше похожим на горбатую гиену. Слушай, а что ж тогда за байда, вы ведь его точно грохнули?
— Прохор ему полбашки серебром снёс с пятнадцати шагов. Мертвее некуда! — уверенно припомнил я. — Доставили в село, там ещё все осмотрели, палками потыкали. Решили шкуру не снимать, драная она, так и зарыли на болоте.
— Оборотня? Вот просто так зарыли?! О руссо-казаченто-даунито…
— Не ругайся, — сдержанно попросил я. — Почему просто так? Наши его шашками на куски порубали, так фаршем в яму лопатами и скинули.
— А соусом бешамель сверху не полили? Ну вы просто французские кулинары, блин… — удручённо всплеснула руками Катенька. — Сжечь его надо было, ясно?!
— Теперь да, — кивнул я. — Сейчас сбегаю, подниму хлопцев, выкопаем
— Фен, что ли? — Хозяйка задумчиво поморщила носик. — Да в принципе ради бога, не жалко. Но куда ты вилку втыкать будешь?
— В… а в… не знаю. У нас таких дырочек в стенах нет. Разве что поросёнка замуровать…
— Кулибин с Павловым по тебе в обнимку плачут, — окончательно утвердилась моя звезда, пряча чудесный фен за спину. — Так выкручивайся. К отцу Григорию загляни, он тебя нормальному аутодафе научит. А то спалите в азарте полсела, а я опять виноватой буду. Ну не я, ты будешь… Рыбу оставь!
— И в мыслях не было, — соврал я, вовремя отдёргивая руку.
Катенька напутственно поцеловала меня в щёку и вытолкнула разбираться с недобитыми врагами. Всё честь по чести, без обид, сам виноват, пойду доделаю…
— Подъём, братцы! — Я пристукнул каблуком сапога над Мониным ухом. — Или задремать успели?
— Не-э, ни в одном глазу, — сонно соврали оба упыря. — А ты чё так быстро-то? Небось и чаю не попили, и наласкаться не успели, и…
Львиные головы предупреждающе рыкнули. Шлёма покаянно сам себя крепко приложил мордой об мостовую, а его дружок лишь быстренько уточнил:
— Чего изволит грозная Хозяйка?
— Сопроводите хорунжего к отцу Григорию. Проконтролируйте, чтоб чачей не злоупотреблял. Выведете наружу и свободны. Вопросы есть?
— Никак нет!
— А у меня — есть. — Катенькин голосок буквально лучился миролюбием. — Вы чего такие белые, в баню ходили, что ль?
— Нет, нет, и что ты, Хозяюшка, — обомлели добры молодцы, прячась за мою спину. — Какая баня, там же, поди, моются, а нам, честным упырям, такое дело строжайше запрещено!
— А чего ж вы такие, ну… чистые?
— Грязные мы! Помилосердствуй, Хозяйка, не срами перед всем городом, ещё услышит кто, камнями же закидают!
— Ладно, проехали, — утробно хохотнуло над площадью. — Доставите Иловайского, и нет проблем, я всё забуду. А может, и не забуду, может, весь город оповещу и гигиеной вас, отступников, замылю насмерть! Кто меня разберёт? Пойду-ка я таблетку выпью, живот тяне-эт…
Моня и Шлёма, не дожидаясь худшего, взяли меня под руки и рванули от Хозяйкиных ворот кавалерийской рысью, с присвистом и подскоком. Я хитро поджал ноги, как малое дитятко, так упыри сами бодро доволокли меня до уродливой груды камней, именуемой храмом отца Григория. По счастью, грузинский батюшка был у себя и, по двойному благоприятному стечению обстоятельств, ещё и трезв. Посему мрачен и немногословен, что, собственно, и отвечало моим сиюминутным интересам.
— Куда в храм прёте с мытыми ногами, э?! — с порога обрушился он на бедных упырей. — Ищё раз придёшь пахнущий мылэм, я тебя отлучу, бабуинов катык! Ходит тут чистый вэсь, храм мне осквэрняет, да…
Моня и Шлёма быстренько поплевали на икону Люцифера и жестами дали знать, что подождут меня за дверью. Отец Григорий нехотя благословил их на дорожку и обернулся ко мне:
— Давай абниму, генацвале!
— У меня пистолет заряженный, — честно предупредил я, ибо знаем мы эти объятия. Прижмёт по-дружески, а сам зубами в шею…