Оборотный город. Трилогия
Шрифт:
— Эй, Жарковский, — проорал я, пока медные головы переводили дух, — что ж ты всё время злой как собака? Спускайся сюда, посидим, поговорим, как культурные люди…
— Ха-ха! — драматическим карканьем отозвались динамики, пропуская мои мирные предложения мимо ушей. — Век вашей Хозяйки кончился, отныне я буду править Оборотным городом!
— Это что? Это… 'еволюция?! Одобь'яю, товаищи! — На площадь выкатился маленький лысый чёрт с французской бородкой. — 'Еволюция, о котоой так долго 'овоили большевики, свейшилась! Позд'авляю, товаищи.
Левая львиная голова пустила
— Поделом шпиону немецкому, — откликнулся кто-то из толпы, когда пламя стихло. — Но насильственная смена власти — штука привычная. Опять же повиноваться мужчине легче, чем женщине. Может, всё не так плохо будет, а?
В сторону говорящего полетела вторая струя, но не достала.
— Жарковский, в последний раз прошу по-хорошему, пшёл вон, блохонос, из чужой хаты!
Обе головы ударили одновременно, но, как я и ожидал, поток пламени был ни высок ни долог, даже цыплёнка не опалил бы. Тем более нас…
— Помогай, нечистая сила-а!
Мне на выручку кинулись сразу десять или двенадцать упырей, колдунов и чертей вперемешку. В один миг они выстроились цирковой пирамидой, венчали кою мои казачки, а уже с их плеч я легко допрыгнул до края высокой стены. Повис на руках, подтянулся, перевалился и махнул рукой:
— Рассыпься, братцы!
Горожане под пьяную руку с артистической лихостью разобрали пирамиду и так ловко сыпанули по углам, что поднакопившееся пламя их не достало. Надо было обладать недюжинным Катенькиным опытом и хладнокровием, а торопыга оратор-мазохист, видимо, просто жал рукоять газа, задыхаясь от злобы и ощущения собственной безнаказанности за крепостными стенами.
— Здесь Иловайский! — взревели динамики. — Кто там есть, спустите на него адских псов!
— Хорунжий, тебе подмогнуть? — крикнули снизу наши.
Я хотел было им ответить, что не надо, да не успел. Толстый небритый тип, то ли неряшливый гном, то ли недобитый туркменский домовой-юртовщик, выбежал из дворца и кинулся отодвигать засов на загоне с собаками. Он ещё успел гадостно состроить мне рожу и даже плюнуть, распахивая дверцу, а потом…
Глупая, бессмысленная смерть. Меня-то кобели отлично знают и даже любят, а вот чужих…
— Ну, мир праху твоему, — пробормотал я, спрыгивая со стены во двор.
Адские псы кинулись ко мне со счастливым рычанием, пытаясь вылизать руки и лицо. Особо слюнявых я ласково отпихивал, но по холкам потрепал всех, зверю нельзя без ласки, осатанеет…
— Да, кстати, это идея, — поправив папаху, признал я. — А найдите-ка мне свет-Катеньку, вашу милую Хозяйку! Ну, пудели саблезубые, кто первый найдёт? Кто у нас сегодня умница, а? Искать!
Все шестеро псов наперегонки бросились в дом, куда им при хозяйском диктате и на порог был вход запрещён. Ничего, пусть поднимутся, побегают по комнатам, если кого найдут нехорошего, так тот и сам себе злой Робеспьер. А я потом приберусь, порядок наведу, мусор вынесу, кровь замою. Наверху раздались выстрелы. Поскольку жалобного собачьего визга затем не последовало, можно было считать, что палили зря. Если, конечно, не хотели просто застрелиться. Я неторопливо прошёл
— И гдей-то мы? — первым поинтересовался Антошка. — А то, ежели дело не шибко спешное, мы б с хлопцами гульнули чуток. Там таки гарны дивчины по нам глазки строили. Грех не пойти да не обзнакомиться…
— Я те обзнакомлюсь! — приподнимаясь на цыпочках, рявкнул я так, что парень слегонца оглох на одно ухо. — Марш на стены и держать мне круговую оборону до подхода основных сил!
— Дык с кем биться-то будем? — донеслось уже со стен, куда наши казаки взлетели от меня, как воробьи от кошки.
— Пока не знаю. Да вам-то что за дело?! Кто полезет без спросу, того и бейте!
— Рады стараться, ваше благородие!
— А я покуда к Катеньке.
— Не спеши, хорунжий, мы тя не торопим, — напутствовали меня. — Попробуй там всё, а мы тута молча позавидуем…
У-у-у! Узнаю, кто сказал, вернусь и сдам болтуна хоть той же бабке Фросе, нехай она его за филей в воспитательных целях укусит! Или вообще нажалуюсь главному полковому кашевару, и он его на неделю котлы отмывать поставит. Я мысленно содрогнулся от осознания собственной жестокости: посудомойство — зверство ещё то, с этим я перегнул, пожалуй…
Только шагнул на порог дома, как навстречу мне вальяжно вышли шестеро сытых псов. Морды довольные, набитое пузо висит, до своего загона дотопали сами и в тот же миг на боковую, жир завязывать. Понятненько, стало быть, внутри уже безопасно. Внутри и впрямь был бардак-кавардак, но злодеев не нашлось ни одного. Так, пара сапог неизвестной мне немецкой марки, погрызенное новомодное ружьецо со смятым дулом и странной рогулькой внизу, да ещё обслюнявленная шапка с козырьком и надписью «СПЕЦНАЗ». Что сие обозначало, объяснить не могу, а спросить уже и не у кого. Толерантный гад Жарковский в хате тоже не обнаружился, подозреваю, что…
Мои глупые мысли прервал скрип шагов над головою. Крыша! Что ж я ни разу туда-то заглянуть не догадывался?! Я бросился на кухню — так и есть, маленькая стремянка стояла в углу, а на потолке виднелся раскрытый люк. Подставить лестницу да влезть на крышу было делом двух минут, но я опоздал. Прямо на моих глазах захлопнулась дверца небольшого летательного аппарата, вроде того, что рисовал бессмертный итальянец да Винчи, и винтокрылая машина почти бесшумно поднялась вверх. А говорят, врут сказки… Кой чёрт врут?! Вот они небось каковы, драконы да Змеи Горынычи!
— Илья-а-а! — В оконце мелькнуло и исчезло перепуганное Катенькино личико.
Ох, а вот это зря… вот это было совсем уж зря… Не надо красть у донского казака его суженую. Есть много более простых и быстрых способов расстаться с жизнью, ей-богу, не вру… А невест у нас воровать и врагу бы не посоветовал.
— Стоять, Иловайский! — Передо мной, как чёртик из табакерки, возник прятавшийся за трубой Жарковский всё в том же женском платье. В его руке подрагивал тяжёлый чёрный пистолет неизвестной мне модели. — Это «магнум», оружие будущего, одно касание спускового крючка, и…