Оборванные нити. Том 2
Шрифт:
— Света, вот, доставил, — водитель с облегчением перевел дух. — Я не виноват, у меня все вовремя было.
Смысл сказанного до Сергея не дошел. Малышка по имени Света выпорхнула из-за стола и метнулась мимо Саблина к двери в начальственный кабинет, успев бросить на ходу:
— Вам не повезло. Держитесь.
Открыв дверь начальника, она заглянула и доложила:
— Георгий Степанович, новый гистолог прибыл. Пригласить?
После чего распахнула дверь перед Сергеем. Он еще не успел войти, как из кабинета донеслось:
— Сеня здесь? Пусть не уходит никуда, через десять минут в мэрию поедем!
«Значит,
Георгий Степанович Двояк был высоким болезненно худым мужчиной за пятьдесят, с лицом, изборожденным глубокими мимическими морщинами. Было видно, что еще лет десять назад он был необыкновенно красив, и точно так же ясно виден был отпечаток интенсивной алкоголизации. Даже если бы Петя Чумичев не сказал ни слова об этом, Сергей все равно понял бы, что перед ним сильно пьющий человек.
Начальник Бюро вышел из-за стола и протянул Сергею руку.
— Рад, рад, наконец-то, а то у нас с гистологией большие проблемы. Наслышан о вас, вас очень хорошо рекомендовали…
«Интересно, кто? — с усмешкой подумал Саблин. — Уж точно не Куприян и не начальник Бюро в Москве. Петька Чума, что ли?»
— Поэтому я приложил максимум усилий, чтобы организовать ваш перевод к нам, квартиру для вас выбил. Надеюсь, вы меня не разочаруете.
Эти слова подействовали на Сергея, как хлыст на строптивого скакуна. «Началось. В чем я должен его не разочаровать? В том, что буду писать нужные ему заключения, за которые он потом будет получать щедрое вознаграждение? Видно, Петька сказал, что я толковый, вменяемый и со мной можно договориться. Ну, погоди, Чума, я с тобой еще разберусь!»
Однако оказалось, что Георгий Степанович Двояк имел в виду совсем другое.
— Вскрывать можете?
— Могу, — кивнул Сергей с готовностью. — Я три года проработал в отделении экспертизы трупов.
— Отлично! — Двояк обрадованно потер руки. — А живых смотреть? На «живом» приеме работал?
— Нет, — признался Саблин. — Только в гистологии и танатологии.
Начальник Бюро как-то вдруг перешел на «ты», и Сергей понял, что ему так привычнее, он из тех руководителей, которые «тыкают» всем, кто ниже по должности, а его вежливость на протяжении нескольких первых минут была натужной и искусственной.
— Вот это жаль, — огорченно произнес Двояк. — На «живых» опять катастрофа, людей нет, а у нас лето — самое время для «живого» приема, светло круглые сутки, соответственно, и народ днем и ночью на улицах. То мордобой, то поножовщина, то пьяную бабу изнасилуют… Ладно, будем думать. Теперь так, Сергей Петрович: то, что произошло сегодня, должно быть в последний раз. Ты меня понял?
— Нет, — ответил Сергей с искренним недоумением.
Он хотел было добавить, что его отчество «Михайлович», а никак не «Петрович», но промолчал. Очень уж интересно было узнать, что же такое произошло сегодня и не должно повторяться впредь.
— Ты опоздал на работу в Бюро на семь минут. У меня тут опоздания не допускаются. У меня дисциплина железная. Первое опоздание хотя бы на минуту — устное замечание, после второго — выговор, после третьего — увольнение. И я не посмотрю, что ты москвич и тебя к нам по большому блату пропихнули, выгоню в пять секунд.
Сергею стало смешно. Чумичев рассказывал, что начальник Северогорского Бюро регулярно выпивает прямо на рабочем месте и к концу дня частенько лыка не вяжет. И он еще пытается говорить что-то о железной дисциплине?
— Михайлович, — с веселой мстительностью бросил он.
— Что?
Брови Георгия Степановича зашевелились, отражая усиленную работу мысли, и следом за бровями задвигались морщины на когда-то привлекательном лице.
— Меня зовут Сергеем Михайловичем, а не Сергеем Петровичем, — спокойно пояснил Саблин.
Лицо Двояка медленно наливалось тяжелой малиновой краской, на носу явственно проступили сизые прожилки. Теперь все выпитые им литры крепких спиртных напитков стали видны невооруженным глазом. Несколько секунд он неподвижным взглядом смотрел на Сергея, потом заорал:
— Света!!!
Сергей вздрогнул от неожиданности и обернулся на дверь, которая немедленно распахнулась. Рыжеволосая малышка стояла в проеме, не переступая порога, и он отметил, что, несмотря на зычный голос руководителя Бюро, девушка отнюдь не выглядела испуганной.
— Слушаю, Георгий Степанович.
— Почему ты мне неправильно доложила имя и отчество доктора?! — кричал Двояк. — Я для чего плачу тебе полставки кадровика? Чтобы ты документы путала? Доктора зовут Сергеем Михайловичем, а ты мне написала, что он Петрович. Все, хватит, надоело! Твоя расхлябанность меня достала! С завтрашнего дня идешь работать в морг! Я никому не спускаю с рук нарушение трудовой дисциплины! И халатности не прощаю!
Глаза девушки, полуприкрытые длинной рыжей челкой, постепенно становились холодными и какими-то узкими, словно она от усталости опускала веки.
— Георгий Степанович, документы доктора Саблина я положила вам на стол еще вчера после обеда, — сдержанно проговорила Света. И там все написано правильно. Саблин Сергей Михайлович.
— Где??! — еще громче заорал Двояк. — Где эти документы?! У меня на столе ничего нет! Ты ничего мне не давала! Ты мне просто сказала, что имя нового эксперта — Сергей Петрович. Слышишь? Петрович! Я это совершенно точно помню.
На лице Светланы отразилась непереносимая скука, словно эта сцена повторялась изо дня в день и успела девушке изрядно надоесть.
— Я положила вам документы Сергея Михайловича Саблина на стол вчера в тринадцать сорок, у меня это зафиксировано в контрольной карточке, которую вы же сами выставили на прохождение приказа о назначении доктора Саблина, — отчеканила она ровным голосом. — Если позволите, я подойду к вашему столу и покажу, где лежат бумаги. Мне их отсюда очень хорошо видно.
«Сколько ей лет? — подумал Сергей, старательно пряча улыбку. — Семнадцать? Девятнадцать? Тоненькая, маленькая, совсем девочка, даже под халатом угадывается детская фигурка с неразвитыми бедрами и грудью, а как держится! Ни один мускул не дрогнул. Похоже, она совсем не боится начальника. Впрочем, она вполне может быть его дочерью или любовницей. Или племянницей какой-нибудь. Поэтому знает, что, как бы он ни орал — ничего не будет. Остынет и забудет, но не уволит и не переведет на работу в морг».