Оборванные нити. Том 3

Маринина Александра

Он уныло бродил по аллеям огромного парка, то и дело натыкаясь в кустах на целующиеся парочки — выпускники начинали взрослую жизнь. Оказавшись перед эстрадой, на которой проходил какой-то конкурс, остановился из любопытства и неожиданно для себя увлекся, мысленно отвечая на вопросы, которые задавались конкурсантам, и с досадой отмечая, что ответ может дать далеко не в каждом случае. «Черт возьми, объем знаний у нынешних школьников какой-то совсем другой, — удивленно констатировал Сергей. — Они не знают многого из того, что в обязательном порядке знали мы в их возрасте, однако они, как выясняется, знают кучу других вещей, о которых я, например,

даже и сейчас понятия не имею, не то что в школе. Колоссальная разница, а всего-то одно поколение. Ведь это поколение Дашки, моей дочери. А я и не знал никогда, чему там ее в школе учили… Прожил здесь, на Севере, вдали от семьи, и радовался, что они меня не особо достают. Сволочь я, наверное. Или просто человек, не приспособленный для семейной жизни?»

Он с удовольствием просидел на скамейке для зрителей, среди школьников и взрослых, до самого конца конкурса и от души хлопал в ладоши, когда ведущий объявлял победителей и вручал им призы. Настроение незаметно поднялось, и Саблин решил даже позволить себе немного выпить. Сперва подумал было о пиве, но потом сообразил, что на такой выездной торговле вряд ли будут продавать бочковое, а бутылочное пиво в Северогорске оставляло желать много лучшего. Да и пошло это как-то: пиво в парке. Он солидный человек, ему сорок пять лет. И если он хочет выпить, то вполне подойдет кампари. И вкусно, и некрепко, и элегантно. Не хватало еще, при всех его любовно-трепетных отношениях с правоохранительными органами, чтобы его увидели в городском парке на детском празднике пьющим водку или коньяк. Позорище!

Сергей начал предметно исследовать шатры, в которых располагались торговые точки, где можно было присесть за пластиковый столик, легко перекусить и выпить. Он заходил внутрь, изучал ассортимент, оценивал чистоту стаканов и столов и выходил наружу. Ему все не нравилось. Наконец он остановил свой выбор на сине-белом шатре: цвета напомнили ему Крит, на котором было так хорошо… Да и выбор предлагаемых напитков был вполне достойным. Во всяком случае, кампари, в отличие от всех прочих точек, здесь был. Расплатившись, он взял стакан, одноразовую пластиковую тарелочку с пирожками и несколько бумажных салфеток и присел в уголке. Сделал пару небольших глотков и задумчиво, не спеша, с удовольствием съел пирожок с консервированной вишней. Тесто было не особо вкусным, но приемлемым, а вот начинка понравилась. Надо будет купить еще парочку таких же, подумал он.

— Серега! — раздалось снаружи, и в шатер влетел взмыленный Максим. — Куда ты делся-то? Я тебя потерял. Через час начинается спектакль, это моя гордость, гвоздь программы праздника, не прощу, если ты не придешь.

— Да приду, приду, — успокоил его Саблин. — Только ты мне покажи, куда идти.

Максим вывел его наружу и показал ориентиры, которые помогут Саблину найти нужную площадку.

— Понял? Не заблудишься? Или хочешь, я за тобой пришлю бойца?

— Не надо, не маленький, сам найду.

Максим умчался готовить декорации к спектаклю, а Саблин вновь вернулся в шатер, купил еще три пирожка с вишней и уселся за свой стол. Опустошив первую тарелочку, он решил использовать ее в качестве пепельницы и закурил.

— Добрый вечер.

Он поднял голову и увидел Глеба Морачевского. Почему-то сразу стало холодно.

— Добрый вечер, — ответил он как можно спокойнее, но получилось неудачно. Голос дрогнул. И рука, держащая сигарету, тоже дрогнула. — Какими судьбами ты здесь?

— А ты? — задал встречный вопрос Глеб.

— Меня

приятель пригласил, он здесь один из главных заводил, организатор и создатель всей художественной части.

— Ну а я просто так пришел, проветриться, заодно и вопросы кое-какие порешать. Чего у тебя руки-то ходуном ходят? Похмелье?

Саблин растерялся. Он ждал удара от Кашириной, он каждую минуту готов был к встрече именно с ней или с организованными ею неприятностями. А о возможной встрече с Глебом он вообще не подумал.

— Да нет, — ответил он неуверенно. — Похмелью быть не с чего вроде бы. Просто нервы, наверное. Ты же в курсе, как меня следователи имеют… Как последнюю шлюху.

— Да, — сочувственно протянул Глеб, — тяжко тебе. Ну, ничего, еще немножко помучаешься — и все, конец.

Саблин решил, что ослышался.

— Какой конец? Прокурорские и следаки от меня отстанут? Откуда ты знаешь? Мать сказала?

— Конец, Сергей, это всегда конец. И больше ничего не будет. Я присяду, не возражаешь?

Глеб смотрел на него и улыбался мягко и сочувственно. Сев напротив Саблина за столик, он протянул руку к лежащему на тарелке пирожку.

— Ничего, если я пирожок съем? — виновато проговорил он. — Есть хочется просто ужасно. А тебе все равно, голодным умирать или сытым, правда же?

Вот и все. Допрыгался, Саблин. Хотя можно еще поцарапаться, не сводить глаз с Глеба и его рук, не давать ему возможности подсыпать отраву в кампари. Нет, еще не все потеряно, еще есть выход, самый простой…

— А не боишься, что я просто встану сейчас и уйду?

— Ты? — Глеб посмотрел на него с сожалением. — Уйдешь? Ну, попробуй.

Саблин собрался сделать последний глоток кампари из высокого стакана и уйти, но попытавшись поднять стакан, понял, что руки слушаются плохо. Он сделал попытку встать. Не получилось. Ноги тоже не слушались. Глеб все-таки успел… но как? Это не рицин, слишком быстро отрава начала действовать. Что он подсыпал? Какой яд? Хорошо известный? Или какое-нибудь очередное изобретение?

— Успел, гаденыш, — проговорил Саблин, борясь с быстро нарастающей слабостью.

— Конечно, успел, — кивнул Глеб. Лицо его было грустным. — Я всегда все успеваю. Твой кампари был отравлен уже тогда, когда ты беседовал снаружи со своим приятелем. Мне просто нужно было дождаться, пока ты выпьешь почти все. И только после этого я подошел к тебе. Хочешь, я расскажу тебе, зачем я это делаю?

— Не надо, — Саблин чувствовал, что рот начинает наполняться слюной и говорить ему трудно. Но пока он еще может произнести хоть слово, он его произнесет. — Я и так знаю. «И если умирает человек, с ним умирает первый его снег, и первый поцелуй, и первый бой — все это забирает он с собой». Так, да? «У каждого свой тайный личный мир», да? Ты возомнил себя повелителем миров, сучий ты потрох?

— Ой, а вот ругаться и обзываться не надо, ты все-таки на пороге смерти, имей уважение к таинству, — саркастически произнес Морачевский. — А чего ты на помощь-то не зовешь? Смотри, сколько кругом людей, покричи, позови, может, кто и кинется тебе помочь.

Слюны становилось все больше, она уже переполнила ротовую полость и стекала по подбородку и шее, и говорить было почти невозможно. Но Саблин все-таки сделал последнюю попытку. Он понимал, что умирает, но сдаваться не собирался.

— А толку? — невнятно выговорил он. — Ты ж наверняка постарался, чтобы твоя отрава подействовала быстро. Никакие врачи мне не помогут. Я прав?