Оборванный след

Спенсер Уэн

— Самый большой занимает «Восточный орегонец», местная газета. — Сэм указала на самый высокий шкаф, почти до потолка. — А в этих — газеты из Пайлот-Рок и других соседних городов.

Датировка номеров была проставлена снаружи каждого отделения большого шкафа. Макс нашел нужные годы и выдвинул коробку, в ней находились большие папки, подписанные от руки.

— 1931-й, 1932-й, февраль 1933-го, ноябрь 1933-го, а между ними ничего нет. — Он удивленно разглядывал пустое место.

Сэм, которая тем временем вставляла линзы в аппарат, обернулась.

—

Не может быть, ты шутишь.

Макс покачал головой и еще раз медленно проверил содержимое коробки.

— Нет. Все забрали.

— Может быть, Алисия перепутала и положила журналы в другое отделение? — Молодая женщина присоединилась к поиску пропавших подшивок. — Давай поищем в 1943 году.

Укия бегло оглядел комнату, но все было на месте. Он развернулся и посмотрел на шкаф с книгами, стоявший у него за спиной. В глаза сразу бросилось название «Америка индейцев». «Америка индейцев» в XXвеке, энциклопедия, Мэри Б. Дэвис, Р 970. 004 Н213.

Сбоку от энциклопедии стояла книга под названием «Вторая Мировая война, Америка на войне, 1941 — 1945», Норман Полмер, Р 940. 5302 П776. Он уставился на библиотечный номер, записанный на корешке книги. Такой же шифр, как в ежедневнике Алисии. Он принялся искать нужную книгу.

ОР 364. 1523 Б26 оказалась тоненькой книжицей в грубом переплете, и на обложке виден был только номер. Он открыл титульный лист и прочитал название: «Гибель Волшебного Мальчика», автор Ханна Барнхарт. Укия ясно чувствовал прикосновение Алисии, она долго держала книжку. Подзаголовок, набранный мелким шрифтом, гласил: «Несправедливость в деле убийства Брыкающегося Оленя». На следующей странице были помещены фотографии. Сначала Укия не мог понять, на что он смотрит: на снимках было совершенно сюрреалистическое изображение разных частей тела, кусков одежды, пятен крови. Наконец, добравшись до изображения обезглавленных плеч и груди, он понял, что это свидетельство жуткой гибели ребенка.

— Что там? — спросил Макс, когда Укия молча протйнул ему книгу.

— Моя смерть в качестве Волшебного Мальчика.

Макс взглянул на первую страницу, проглядел фотографии, издавая при этом шипение. На лице его явственно читалось отвращение.

— О Боже!

Укия уже жалел, что вообще смотрел на снимки. Теперь они навсегда останутся в его памяти такими же безобразными и жуткими. Спасибо хоть, в 30-е годы еще не изобрели цветной пленки.

— Ничего удивительного, что Брыкающиеся Олени не ждут возвращения Волшебного Мальчика.

— С тобой все нормально? — спросил Макс, обнимая друга за плечи.

— Ага.

Стало бы еще лучше, если бы в памяти ничего не осталось. Как же ему удалось забыть собственное убийство и все остальное — то есть как минимум сто лет жизни? Воспоминания о последних событиях утекли вместе с кровью, но куда же делось все остальное? Все, что происходило больше дня назад, генетически кодировалось в сознании и уже не могло так просто забыться. Неожиданно он понял, в чем дело, и

у него перехватило дыхание.

— Ох, Макс, теперь ясно, почему я все забыл. Я не Волшебный Мальчик. Я как Киттаннинг — всего лишь его часть.

— Что?

Укия огляделся, чтобы удостовериться, что их никто не подслушивает.

— Когда Киттаннинг только-только образовался из моей крови, он помнил все, то есть у него в сознании были воспоминания мои и Ренни. Все эти старые «воспоминания» генетически закодированы, но хранятся не в собственной памяти Кита, а в других областях. К тому же они не такие... крепкие. Ренни сравнивает устройство сознания с буфером временной памяти, где старая информация исчезает, как только поступает новая. Всякий раз, когда Киттаннинг изменяется, он забывает старое.

— Когда Гекс превратил его из мыши в человека, он потерял очень многое, но не всё, как ты сам, — проговорил Макс.

— Если бы он остался взрослой мышью, он бы ничего не забыл, — объяснил Укия. — А теперь, будучи ребенком, он растет и теряет воспоминания. Каждый день, каждую минуту. За последние два месяца он забыл все, что я знаю о тебе, о мамах и о Питтсбурге. Воспоминания Ренни более плотные, но и они очень частичны. Не уверен, что Кит сохранит хоть что-нибудь, когда подрастет.

Макс почесал переносицу.

— Малыш, пожалуйста, не обижайся, но ваш народ совершенно не способен к развитию. Зачем твоей генетической памяти переходить к потомкам, а потом снова исчезать?

— У Онтонгардов не бывает детей, — отозвался Укия. — Они размножаются путем захвата других организмов. Немного клеток проникают в тело хозяина и постепенно заполняют его.

— Все эти штуки со старой и новой памятью Онтонгардам не свойственны. Ренни решил, что именно поэтому члены Стаи остаются сами собой. Мы можем сказать, где заканчивается один индивид и начинается другой.

— То есть Прайм передал мутацию и тебе, и Стае?

— К счастью.

— И все-таки если ты не Волшебный Мальчик, то где же тогда он?

Укия вспомнил фотографии, и ему стало нехорошо. Он сглотнул.

— Он может уже вообще не существовать. И от него остались только части вроде меня.

Макс несколько секунд не сводил с друга глаз.

— Укия, в этом штате не особенно много населения. Кто-нибудь непременно заметил бы пятерых или четверых волчат, бегающих по лесам. Ты бы в конце концов заметил их. Но ты никогда не говорил, что встречал кого-нибудь, похожего на себя, да?

Укия покопался в самых ранних своих воспоминаниях.

— Да.

Макс похлопал ладонью по обложке книги.

— Думаю, любой индеец без имени был бы немедленно отправлен в резервацию. Но никто не обнаружил сходства между тобой и еще кем-нибудь из племени. Остальные могли остаться животными. Может быть, по месту убийства шныряют двадцать мышей.

Укии хватило бы всего одной мыши, чтобы вспомнить свое детство.

— Интересно, где это произошло.

Макс помахал в воздухе книгой.