Оборви мои крылья
Шрифт:
Второе пламя
Первое время Костыль никак не мог привыкнуть к грифону. Коробку он выбросил, соорудив для ее бывшего обитателя небольшой домик в чулане, поставил поддон с песком, миску. Грифончик вначале царапался и щелкал клювом, но спустя несколько дней привык и лишь вздрагивал, когда Костыль приносил ему пищу.
Старик не сразу придумал имя своему питомцу. Он долго рылся в сундуках, пока не отыскал позеленевшую от старости книгу с выцветшей надписью «Бестиарий» на обложке. Там Костыль прочитал, что грифоны рождаются из морской пены в ночь полной
Дочитав до этого места, Костыль плюнул и положил книгу обратно в сундук. Грифончик уже не царапался, когда его брали на руки; осмотрев зверька, Костыль убедился, что перед ним самочка, и решил назвать ее просто Птицей. А чтобы его питомицу ненароком не посчитали дикой, старик отполировал большую медную монету, выгравировал на ней надпись «Королевская собственность» и повязал своеобразный медальон грифоночке на шею. Та с недовольством восприняла украшение, несколько раз срывала ленточку, но постепенно привыкла.
Привык и Костыль. Спустя пару месяцев он перевел Птицу из чулана в главную комнату, где был камин: грифоны, подобно кошкам, очень любили тепло. Характер у Птицы оказался веселым и шаловливым, она наполнила жизнь одинокого старика новыми красками. Вопреки предупреждению ночного гостя, Костыль не смог удержаться и, слово за словом, вскоре начал учить грифоночку разговаривать. Та впитывала знания быстрее любого человеческого ребенка.
Шло время. Как и раньше, Костыль еженочно взбирался на вершину маяка, хотя с каждым годом ему становилось все труднее подыматься по лестницам. Когда возвращались ночные гости, Костыль запирал Птицу в чулане; люди не спрашивали о судьбе своего подарка, а старик не желал лишний раз привлекать к себе внимание. Так, день за днем, пролетело три года.
Грифоночка за это время научилась не только говорить, но и читать. Она заметно подросла и, хотя летать еще не умела, уже обрела ту таинственную красоту, что позволяет мгновенно узнать хищника.
Костыля она звала «дедушкой». Птица часто взбиралась на башню и стояла там, на самом краю пропасти глубиной в сотню ярдов, расправив тонкие крылышки по ветру. В отличие от кошек, грифоночка очень редко жмурила глаза.
Однажды вечером, в холодный дождь, Костыль поскользнулся на лестнице и сильно ушиб ногу. Птица помогла старику добраться до постели. К утру нога распухла и потеряла чувствительность; Костыль не мог подняться на башню, чтобы зажечь огонь. А по королевскому закону, если маяк останется темным хоть одну ночь, смотрителя должны заменить...
Маяк не остался темным. Костыль нервничал и вертел в пальцах грифонье перо; когда Птица вернулась, он подробно ее расспросил, но успокоился лишь, когда грифоночка вышла из башни с зеркалом и через окно отразила ему свет маяка. Птица была очень довольна своими новыми обязанностями.
С
Миновало еще несколько лет. Птица училась летать. Целыми днями напролет она тренировала крылья, взбираясь на башню и по спирали планируя к морю. Местные жители давно знали, что на старом маяке поселился грифон, и нередко приходили поглазеть на диковину. Однако Птица была очень скрытной и нелюдимой со всеми, кроме Костыля.
Однажды в нее выстрелил из арбалета проезжий солдат. Слегка задел крыло. Когда Птица рассказала об этом старому смотрителю, тот пришел в ярость и на целый день покинул маяк. Вечером Костыль вернулся, ничего не сказал и лишь смазал крыло Птицы целебным бальзамом.
Солдата нашли спустя сутки.
2-е, 230 год.
Сегодня утром я вышел из дома и увидел, как Птица беседует со взрослым сизокрылым грифоном. Завидев меня, тот прыгнул с утеса и умчался на север.
«Кто это был?» – спросил я. Птица смущенно топталась на месте.
«Его зовут Н'ктар»
«Откуда он взялся?»
«Мы... уже давно знакомы.»
Я задал прямой вопрос. Птица распушила все перья от возмущения.
«Нет! Он учит меня летать.»
«Откуда он?»
«С севера»
«Грифоны живут на севере?»
Она не ответила.
Ближе к концу дня я послал Птицу на берег, набрать свежей рыбы для ужина. Едва она скрылась из виду, возле башни с шумом опустился знакомый сизый грифон.
«Что тебе нужно?» – спросил я.
Грифон молча указал вниз, где у подножия утеса Птица собирала рыбу.
«Ты не умеешь говорить?»
Он покачал головой, открыл клюв и провел крылом перед собой, словно очертив барьер. Я присел на замшелый камень.
«Хочешь забрать ее?»
Грифон резко, по-птичьи кивнул.
«А причем тут я?»
Он возмущенно фыркнул и мотнул головой в сторону берега.
«Я не держу ее силой,» – сказал я. – «Если она не хочет лететь с тобой, на то ее воля.»
Грифон смерил меня гневным взглядом, распахнул крылья и взмыл навстречу низким, набухшим влагой тучам. Он сразу пропал в серой дымке, с моря вновь надвигался туман. Спустя некоторое время рядом опустилась Птица.
«О чем вы говорили?» – спросила она.
«Так твой приятель все же умеет говорить?»
«Он молчал с тобой?!» – грифоночка отпрянула. В ее золотых глазах впервые с начала нашего знакомства отразился страх, все перья поднялись дыбом. Я нахмурил брови.
«Что означает этот обычай? Он собирается меня убить?»
«Нет...» – было заметно, как потрясенная Птица усилием воли взяла себя в лапы. – «Нет, нет, ничего подобного... Я... Я должна подумать.»
Поминутно оглядываясь, она поднялась к маяку и скрылась за дверями. Я остался наедине с умирающим Солнцем.