Обращение в слух
Шрифт:
— Э, минутку, минутку! Имейте-ка уважение к классику! Классик выразился чётко и ясно: немцы, поляки, американцы — полный отстой, а у нас — дух и смысл, и народ-богоносец как этнос!
— Но как же тогда «нет ни эллина, ни иудея»?..
— Ха-ха-ха! Не работает вся ваша христианская… парадигма. Я-то считаю, что однозначно: и эллины, и иудеи есть, и чеченцы, и русские есть — и все разные, и подход ко всем разный… Смешно смотреть на метания между здравым смыслом и —
Дмитрий Всеволодович не успел досказать, потому что в этот момент Анна, быстро спустившись
— Что, опять будешь ныть, что печёнка болит?
— Да ладно, лёгкое вино, что… М-м, м-м, как губки блестят… Помада новая?
— Не подлизывайся, хитрец. Не помада, а блеск. Губки курочки поела…
— Как-как??
— Альбинка моя говорит, косметичка. Про блеск для губ: «Губки-курочки-пое-ела…»
Федя, старавшийся не смотреть на Анну, всё-таки покосился на её — действительно, блестящие — губы. Анна перехватила его взгляд и торжествующе улыбнулась.
— Всё-ё, Федя: пропала курочка ваша! Злые Белявские… заглодали. Дмитрий Всеволодович вон — ножки, он больше по ножкам, я крылышки обсосала…
Федя начал бледнеть.
— Гузка, рёбрышки — м-м, как было вкусненько… Всё, Федя. Схарчили вашу курочку!
IV. Рассказ о настоящем
Вы же знаете: мальчики всё равно подсознательно выбирают «под мам».
У него мама в юности тоже такая рыженькая была, и буквы «р», «л» она не выговаривает. И у меня «р» такая иногда мягкая, «рь» — вы, наверно, уже прислушались, но вообще её слышно. Я говорю: «Ты меня просто как копию своей мамы нашёл!»
Там у них вообще семья интересная — папа тоже военный, все про него с таким уважением говорят: офицер с большой буквы, в любую погоду наглажен, шея открыта, весь такой несгибаемый… У них до сих пор очень крепкие связи: друзья приезжают — я вообще слушаю с открытым ртом…
Их послали служить — не в Белгород… как-то на «Белгород» похож… Болград! Где-то туда, в сторону Украины: там жили цыгане, и молдаване, и кого только не было. Они приехали с маленьким ребёнком. Нашли комнатушку: хозяева верандочку оббили досками — просто фанэрными — печку поставили и сдавали. Но печка была очень хитрая: топишь-топишь — а всё тепло туда, в дом, к хозяевам! Им хозяин говорит: «Что ж вы так натопили-то? жарко!» — а они мёрзнут: к печке только кроватку маленькую придвинут детскую, а сами мёрзли. Ещё хозяева весь хороший уголь себе забирали, а который плохо горит — «А, можете отсюда брать…»
Потом им титан поставили: «Титан, боже, какое счастье!» Шишки в лесу набрал — вода горячая есть…
А потом их папу однажды вызвали, он ушёл на работу — а вернулся только через год.
Это вот когда начали русских везде вырезать — вся эта Средняя Азия, Азербайджан — и они уехали, вся колонна — их не было целый год. Остались там одни женщины. И все эти цыганы, все эти молдаваны, — все лезут туда по ночам: то избивают, то ещё что… Я сама мама будущая: представляете, так жить с ребёнком, бояться каждую ночь! Порассказывают — у меня прям волосы шевелятся…
Плюс
Мужа чуть у меня не потеряли! ( смеётся)
Вот, страшные такие вещи. Из Рязани приехало сорок жён — через год осталось всего с десяток, остальные не выдержали, обратно уехали.
Через год вернулись мужья. Им жёны пожаловались, рассказали. А вернулись по-тихому: местные никто не знал.
И когда ночью снова полезли эти все — а там уже мужья дома, десантники: такой шухер они навели!..
Ох, боже мой, что приходилось переживать. Таким жёнам надо памятники ставить, я считаю.
Вообще, интересно получилось: у него папа сам из Можайска — здесь недалеко, километров сорок от Кубинки — а мама из-под Рязани. А у нас наоборот: муж в Рязани родился, а я из Кубинки. Смеялись с ним…
Муж закончил училище с красным дипломом — и по распределению его сюда, в сорок пятый полк.
Здесь мы с ним и встретились.
Но в первый раз я его отшила: он жетончики эти пошёл менять, а я с подружкой сбежала. Говорит, «как дурак полночи проигрывал эту кучу жетончиков»…
И потом мне звонил пару раз, но я сказала ему: «Занята я». И всё, он мой телефон удалил. Ну, не знаю, нужны такие подробности?..
Значит, это всё было в мае — а в ноябре мы с подружками снова в этих «Четырёх звёздах» что-то там отмечали, я очень эффектно выглядела — и он снова меня увидел. А я ещё так смеялась с девчонками… Он говорит: я вижу, ты смотришь на меня и улыбаешься — а я даже не помню, чтоб я ему улыбалась.
А он говорит, «эффектно так улыбнулась — ну всё, она меня помнит!» Обрадовался — и дальше стал наблюдать. Ко мне мальчик какой-то подходит на медленный танец приглашать (ну, знаете, по-деревенски, медленные танцы, всё), я думаю: ой, на фига мне опять эти военные, тут кроме военных никого нету. Говорю: «Что-то я не пойду», — не пошла. Он: «Та-ак, не пошла… а если я подойду — что будет?» — и он подходит, а с ним я пошла танцевать.
И вот так мы с ним стали встречаться. Но то я допоздна возвращалась, то он на службе, не все выходные мог: в общем, раз пять или шесть мы гуляли — встретимся, потанцуем, проводит меня, погуляем и разбежимся.
А ко мне стал какой-то там клеиться, лейтенант тоже, из этой же части, Вася. Почему-то запомнила, такое имя кошачье… ( смеётся) А я же знаю, как у них полагается: если я уже встречаюсь с кем-то своим — они не будут… Я ему говорю: «Знаете, я уже с мальчиком из вашего полка встречаюсь».
«С кем?» — он спрашивает меня.
«С Сашей».
Он говорит: «С каким Сашей? У нас много Саш».
И тут я понимаю, что я ничего не знаю про этого человека. Ну вот вообще ничего! Только «Саша», и что служит в сорок пятом. И, вы знаете, меня немножко как оглушило. Думаю: «Господи, как же я с человеком общаюсь?!»