Обратимость
Шрифт:
– Потому что я не смогу выполнить все условия сделки, и это заметно уменьшит наши шансы на благополучный исход.
– Условия? – округляю глаза и непроизвольно выпускаю куртку парня из пальцев. – Ты пообещал ей что-то еще?
Он не отвечает. Смотрит на меня как-то странно, словно пытается запомнить каждый сантиметр моего лица, каждый локон моих волос, и это не просто сбивает с толку. Я вдруг отчетливо чувствую приближение дикой опасности.
– Что происходит? – не отрываю взгляда от парня.
– Почему ты смотришь на меня так,
– Я не прощаюсь.
– Тогда что ты делаешь?
– Какая разница? – неожиданно отрезает ровный голос, и мы с Рувером одновременно поворачиваем головы в сторону выхода. – Главное, он знает, как спасти твоего отца. Что может быть важнее?
– Рита стоит на проходе, крепко сжимает перед собой руки. Ее взгляд серьезный, обеспокоенный, чего не скажешь о позе и тоне, которым она старательно протягивает слова. – Выдвигаемся утром?
– Да.
– Рувер отстраняется и больше на меня не смотрит. – Я тебя разбужу.
Он уходит, а я даже не знаю, что чувствовать. Интуиция определенно подсказывает мне, что грядет нечто плохое. Очень плохое. Но как я могу избежать этого, если не понимаю, о чем идет речь? Пронзаю сестру недовольным взглядом и спрашиваю:
– Зачем ты так? Я должна была с ним поговорить.
– А смысл?
– Что значит, смысл? Я не могу остаться, не могу пустить все на самотек. С какой вообще стати спасать моего отца пойдете только вы? Рита, ты ведь прекрасно понимаешь, как дико это звучит.
– Возможно, - она пожимает плечами. – Но он ведь сказал, что ты можешь пострадать, значит остаться – не такая уж и плохая идея.
Сначала хочу возмутиться, спросить, какого черта она вообще подслушивала наш разговор, но затем вспоминаю, что сама частенько занимаюсь этим делом, и усмиряю пыл.
– В любом случае, я не буду сидеть дома. – Решительно вскидываю подбородок. – Даже если мне грозит опасность, это ничего не меняет. Тоже самое можно сказать и о тебе, и о Рувере. О ком угодно! Никто не защищен!
– Но мы можем сражаться.
– Я тоже могу! Дайте мне шанс. Я ведь выстояла в лаборатории, справилась.
– И что? Один раз? Знаешь, сколько мы бежим от Аспида, знаешь, сколько мы убили венаторов?
– Какое это имеет отношение к моему отцу? Даже если бы я была калекой, я бы все равно пошла за ним! Неужели это не очевидно?
– Но это глупо! Ты хочешь умереть?
– А ты что ли этого хочешь? – недовольно подлетаю к Рите и пронзаю ее свирепым взглядом. – Ты тоже можешь умереть! И Рувер может! Только моя смерть хотя бы будет оправдана. А вы? Как вы вообще объясняете свой порыв? Скинете все на меня? Да? Ради меня? Так вот не надо! Вы запрещаете мне помочь, и считаете это правильным? Господи, это ведь так глупо! У меня, наконец, появилась возможность сделать хоть что-нибудь, а я выслушиваю ваши никому ненужные приказы.
– Это не приказы.
– Тогда что это? Объясни мне, что это такое?
– Я просто больше не могу так с ним поступать.
– Что? – недоуменно морщу лоб. – С кем? О чем ты?
Шатенка вдруг резко отбрасывает с плеч волосы и смотрит на меня как-то странно, как смотрела в приюте и в зале, едва речь заходила о Рувере. Что это за взгляд? Я его не понимаю, и сейчас уж точно не хочу понимать. Речь идет о моем отце. И мне не важно, почему у Риты в глазах то ли ревность, то ли злость. Понятия не имею что именно.
– Я не знаю, как это работает, - вдруг рявкает сестра.
– Что работает?
– Собираюсь взглянуть на нее, но Рита тут же отворачивается, нервно сжимает и разжимает пальцы. Я вижу, как ей неловко, но не собираюсь испытывать жалость или бояться задавать вопросы. Сейчас на это нет времени. – Что ты имеешь в виду? Неужели есть разговор более важный, чем о предстоящей сделке?
– Он терял тебя семь раз.
– Теперь наши взгляды находят друг друга. Шатенка усмехается и прожигает меня изумрудными глазами насквозь, будто пропускает через все мое тело разряд электрического тока. – Семь раз.
– Не понимаю, о чем ты.
– Воспоминания уходят. Но чувства остаются. Вы знали друг друга от силы несколько дней, однако между вами что-то вспыхнуло, и с тех пор не угасало.
Растеряно вскидываю брови и ощущаю в груди странное тепло. Стараюсь не обращать на него внимания, но не получается. Покалывания усиливаются одновременно с каждым сказанным Ритой словом.
– В первый раз, когда я еще не знала, что делать, как быть, я отправила Рувера следить за тобой. И вы встретились. И вы понравились друг другу. А затем ты умерла у него на глазах.
– Что ты такое говоришь.
– И ты воскресала и умирала вновь, и вы вспоминали друг друга и опять забывали. И это был замкнутый круг без любви, но с чувствами, которые ни ты, ни он не могли объяснить. И тогда я решила, что больше не стану вас сталкивать. Знаешь, мне, действительно, это казалось отличной идеей, правда, до тех пор, пока я не начала замечать, что становится лишь хуже. Вы всегда будете помнить друг друга здесь. – Она бьет себя по груди и нервно покачивает головой, - а я этого не учла. Думала, что избавила вас от повторения ошибок, а на деле просто сделала вас ужасно одинокими людьми.
Растерянно отступаю назад и поджимаю губы. Не хочу верить ее словам, однако в глубине души верю. Я всегда чувствовала, что между мной и Рувером есть что-то такое, что мне неизведанно и знакомо одновременно. И это так странно, так необычно, наконец, довериться своим ощущениям, а не испугаться их.
– Я не хочу, чтобы ты шла с нами, потому что не смогу вновь смотреть на вас: на ваши попытки найти друг друга, на вашу борьбу и споры, на ваши пустые глаза, которые когда-то были наполнены чувствами. Я не смогу видеть Рувера таким. Вновь. Не смогу, и не хочу.