Обратная случайность. Хроники обывателя с примесью чертовщины. Книга вторая. Новеллы

Бедрянец Александр

Ещё бы! Романтика палаточной жизни на природе вдали от родительского дома. Новая свобода от смены обстановки. Весёлая атмосфера коллективного труда и быта захватывала даже лодырей. Работа на свежем воздухе только разжигала здоровый аппетит, а кормили как на убой. Колхоз был не бедный, и продуктов не жалел. Блюда готовились простые, но разнообразные и питательные. Свежий мёд присутствовал на столе ежедневно. Ребята росли и здоровели на глазах. Не подавали только фрукты, потому что в десяти метрах от палаток находился сад, в котором было разрешено рвать любые фрукты, в любое время, и в любых количествах. Сады в ту пору ядохимикатами не обрабатывались, и плоды были экологически чистыми. Массовых нашествий вредителей не было, а с обычными червячками и гусеницами управлялись воробьи, скворцы, кукушки и всякие другие птички.

После обеда был «тихий час», а потом начинались развлечения по вкусу – футбол, рыбалка, шахматы, олимпиады,

викторины и купание в речке. На берегу Камчи был оборудован песчаный пляж с деревянной вышкой для прыжков в воду. В общем, кто во что горазд. И через день кино, и через день танцы. На выходные готовились концерты самодеятельности. Также два или три раза за лето выездные бригады ростовских театров, чаще всего ТЮЗа, играли настоящие спектакли. Для этой цели за штабным вагончиком была сколочена вполне приличная сцена. Вечерами играли в огромный «ручеёк», и всегда находилось время для весёлых розыгрышей и шуток.

Распорядок дня был обычным для пионерского лагеря, и слегка напоминал армейский. Линейка, поднятие флага, распределение на работы, наряды и вечерняя поверка. Назначались ночные караулы из двух мальчиков и двух девочек постарше, сменяющихся через два часа. Штабной вагончик разделял ряд палаток на мужскую и женскую часть. Мальчики патрулировали свою половину, девочки свою, но это не мешало им присесть где-нибудь под грибком, и поболтать о том, о сём. Нарушения карались нарядами вне очереди. Штрафник должен был в свободное время прополоть рядок винограда длиной метров триста. Два наряда – два рядка. Самым тяжёлым наказанием было изгнание из лагеря, но ребята знали меру, и при Родионе такого не случалось.

И были первые чувства. В неформальной обстановке люди открываются с непривычной стороны. Вдруг оказывалось, что троечник Коля хорошо играет на гитаре и знает много весёлых историй. А неприметная Галя, сменив коричневый школьный фартук на лёгкую белую блузку, преображалась в интересную девушку, на которую лавиной обрушивалось юношеское внимание.

Блатных должностей не было. Бригадирами и звеньевыми были учителя и студенты пединститута на практике. Единственным человеком со стороны была колхозная повариха. Всё остальное ребята делали сами. Смены были разной длительности. Для пятиклассников одна неделя. Далее по нарастающей до месяца. Этот месяц старшеклассники, практикуясь в вождении техники, работали на тракторе и комбайне. По окончании школы они получали права тракториста третьего класса.

Поражённая столь насыщенной жизнью, я спросила Родиона:

– При такой занятости тебе, должно быть, и в гору глянуть некогда было? Просто помечтать, разглядывая облака в небе и букашек в траве.

– Ничего подобного! Иногда нам нравилось просто любоваться природой, хотя мы и не знали слова эстетика. Время от времени ребята устраивали походы по району. В этом деле была одна тонкость. Если поход имел практическую цель, например, просто нарвать в посадке жердел, то мы ехали на велосипедах, или на каком-нибудь другом транспорте. А созерцать природу всегда шли пешком. Поводы были, но какие-то непрактичные – пододрать сорочьих яичек, или попробовать необыкновенно вкусной воды из далёкого степного колодца.

Однажды весной мы отправились за воронцами. Нас было четыре мальчика и три девочки. Идти нужно было километра четыре за лиман, где степь была ещё непаханой, и где ещё можно было увидеть ковыли. Когда мы пришли на место, то открывшийся пейзаж поразил нас так, что на несколько минут все застыли изваяниями. Перед нами до самого горизонта раскинулось тёмнокрасное море из цветущих степных пионов. Это великолепие действительно было похоже на море, потому что восточный порывистый ветерок прямо на нас гнал настоящие, лениво перекатывающиеся красные волны. И так же волнами наплывал густой как кисель одуряющий запах. Обратно шли в молчании. Ни у кого не было слов выразить впечатление. Такие вещи трудно описывать, но они запоминаются навсегда. У кого-то при слове «родина» возникает образ белой берёзки, рябины или черёмухи, а у меня перед глазами встаёт это необыкновенное море цветов.

1.

О животных можно говорить часами, тема эта неисчерпаемая. Да, не спорю, у меня получалось управляться с ними с детства. Возможно потому, что никогда их не боялся. Я ведь рос среди них. Первое, это кони. В нашем колхозе «Первомайском» была добрая конюшня с племенными жеребцами. Я стал бывать там лет с семи, если не раньше. Со временем научился ухаживать за лошадьми, а также немного шорничать и разбираться в конских болячках. Расскажу один случай про рысака по кличке Павлин. Верхом он был необучен, а только возил бригадира в бедарке. Машин в колхозе было мало, полуторка да штуки три ЗИС-5. Это потом массово ГАЗ – 51 с фанерными дверцами пошли, а тогда, в конце пятидесятых, всё больше кони и волы, или по-нашему быки. Цоб – Цабе их погоняли, и профессия была –

воловик. Так этот Павлин однажды зашиб сустав, а для лошади это практически дорога на колбасы. Невероятно красивого коня было жалко до слёз, и мы с Витькой Лихачевым стали уговаривать конюхов попробовать вылечить Павлина. Конюхам самим было его жаль, и Павлин получил отсрочку на лечение. Ветеринар Алексей Иванович оптимизма не проявлял, но приступил к лечению по всем правилам. Заметив наш энтузиазм, он приставил нас к делу и научил промывать, мазать мазью и бинтовать рану, оставив за собой общее наблюдение. Мы ухаживали за конём как за малым дитём каждый день. Помимо обычного лошадиного пайка, мы таскали ему в денник свежей вкусной травки, угощали сахаром и подкармливали хлебом. Конь понимал, что его лечат. Во время процедур он вздрагивал от боли, перебирал задними ногами, но больную переднюю не убирал, терпел. И через месяц выздоровел! За это время Павлин здорово к нам привязался, и стал нам многое позволять. Когда он перестал хромать, то во время прогулок по двору мы катались у него на спине вообще без уздечки, командуя повороты шлепками ладони по правой или левой стороне конской шеи. Когда старший конюх Ермилов увидел это впервые, у него отвисла челюсть, ведь конь был необъезженным. Таким он и остался, просто мы с Витей были исключением из правил. Конюхи были рады возвращению Павлина в строй, но некоторое время бурчали на нас, потому что первое время конь давал запрягать себя лишь в том случае, если кто-то из нас стоял рядом. Правление наградило нас скромной денежной премией, от которой, в порыве благородства мы хотели отказаться, мол, не из-за денег старались, но зам председателя сурово нас отчитал, и вручил по десять рублей. Для нас это были немалые деньги.

Любой человек имевший дело с лошадьми знает, что каждая из них имеет свой характер. Более того, среди них иногда встречаются такие индивидуальности, что ахнешь. В те годы на конюшне была кобыла по имени Курба. Но это канцелярский вариант клички. В обиходе все звали её через «в» вместо «б». Кличка была вполне заслуженной, потому что эта лошадь обладала на редкость подлым характером. Человечески подлым. В запасе у неё было много всяких мерзких штучек. Могла исподтишка укусить кого-нибудь сзади, а потом, отвернув голову, сделать вид, что это не она. Могла ударить головой. Голова у лошади большая, и после такого удара редко кто мог устоять на ногах. Не одни жирафы дерутся головами, некоторые лошади тоже это умеют. Во всяком случае, Курба умела. И ещё многое в таком роде. Кличку она заработала почти с жеребячьего возраста. Шла очередная перепись лошадей, проводимая зоотехником и конторским работником Арсеньевичем. Зоотехник осматривал лошадей, и делал заключения. Арсеньевич заносил данные в большую конторскую книгу – кличку, возраст, пол, масть и прочее. Когда он услышал кличку молоденькой кобылы, то обрушился на конюхов:

– Вы тут совсем с глузда соскочили! Матерным словом лошадь назвать! Как его в книге писать? Надо её по-другому назвать, по правилам. Как звали её родителей?

Ермилов сказал:

– Она уже к этому привыкла, другое слово понимать не будет.

В этот момент Курба извернулась, вытянула свою длинную шею и цапнула Арсеньевича за ягодицу. Он подпрыгнул, и выдал порцию очень крепких выражений. Взгляды Арсеньевича на правила создания лошадиных кличек резко изменились. Он сказал, что имя кобыле дали совершенно правильное, и записал его в свой кондуит, заменив для приличия «в» на «б».

Внешне Курба выглядела на все сто. Тонконогая, по лошадиному изящная, она выделялась гордой посадкой головы и чисто белой, без единого тёмного пятнышка, мастью. Она была самой красивой лошадью в колхозе, а возможно, и в районе. Самое поразительное, что она об этом знала, а потому выпендривалась и капризничала похлеще любого ишака. В пароконную «линейку» она запрягалась охотно. В паре с ней ходил спокойный, относительно белый мерин. А вот в фургон или возилку запрячь её, было невозможно. Презирала. Возила только пассажиров. Фургоном у нас называли грузовую повозку, представляющую собой большой ящик на колёсах. Правильное название «ход». Обожала свадьбы, ведь за красоту её всегда брали катать молодожёнов. В этих случаях она вела себя идеально. Мало того! Если она замечала внимание к себе зрителей, то начинала хвастать и красоваться. Вздёргивала голову или приподнимала переднюю ногу в картинной позе, как настоящая фотомодель. Она часто присутствует на свадебных фотографиях того времени. В это невозможно поверить, но Курба была кокеткой. Когда её наряжали к свадьбе, то она наклоняла голову, чтобы удобнее было вплетать в гриву ленты. А после свадьбы не давала их снять. Любила подковываться, и кузнецу никогда не делала гадостей, ведь он делал ей педикюр. Чистотница была. Любила купаться, и на речку бежала без понукания. А вот загнать её в обычную лужу было невозможно, не говоря про замес. Что ты! Будет она пачкать свои беленькие копыта! И ведь приучила всех к своему норову.