Обратная сторона Луны
Шрифт:
Оказавшись за воротами, я вновь замешкался. Бежать по улице? Меня остановит первый же революционный патруль. А ведь настоящих документов у меня не было, к тому же, судя по всему, товарищ Константин обладал достаточной властью. К тому же «жемчужины» оставались во дворце Юсупова, и хотя тайник и в самом деле был надежным, мне без сомнения необходимо было в этом убедиться. К тому же у меня с собой были кое-какие бумаги, оставлять которые таким людям как товарищ Константин не стоило. В любом случае нужно было возвращаться.
Я нервно
Краем уха я слышал, как вылетела, высаженная большевиками дверь. С криками высыпали они во двор, но к тому времени, я уже был на третьем этаже и тут меня ждала необычная встреча.
Я уже преодолел пол пролета, когда сверху мне навстречу выскочило человек в потертой куртке и картузе. В руке у него тоже был наган. Так мы и застыли, глядя друг на друга.
— Ты кто? — едва шевеля губами спросил незнакомец.
Лицо у него было грубым, плохо выбритым, а на щеке красовалась здоровенная родинка.
— А ты? — поинтересовался я, так и не ответив ему.
Мы стояли, молча пожирая друг друга взглядами, до боли в пальцах сжав рукояти револьверов.
— И…
Незнакомец не сводя с меня взгляда облизал губы.
Снизу доносились крики. Кто-то побежал по улице, призывая патруль. Потом кто-то закричал:
— А вы пока посмотрите соседние дома!..
— Что станем делать? — шепотом спросил незнакомец.
— Пойдем наверх, — ответил я. — Там безопасно?
— Ну, как сказать…
Медленно шаг за шагом он начал подниматься. Оказавшись на площадке подошел к одной из дальних дверей и аккуратно постучался. Дверь чуть приоткрылась.
— Шо… Шо там за шум?
— Тихо, Изя, у нас гости.
— Патруль?
— Нет, похоже. Если бы был патруль, то я бы не повел его со стрема… Так что открой, мы зайдем, а там потолкуем.
Дверь открылась.
Незнакомец пятясь зашел в квартиру. Мне ничего на оставалось как последовать за ним, все так же наставив на него дуло револьвера. Как только мы оказались внутри, я остановился. Квартира, где я оказался, была богато обставлена, сообразно кварталу. Но, было во всем происходящем что-то неправильное, несоответствующее. По крайней мере тот парень, с которым я столкнулся на лестнице в такой квартире жить не мог. Его потертая одежка не соответствовала богатой обстановке прихожей. Тут одна подставка для зонтиков и тростей из слоновой кости стоила больше, чем вся одежда незнакомца.
— Да вы проходите, проходите, — в прихожую выскользнул шкет явно еврейской наружности в жилетке, как у приказчика, и высоких начищенных до блеска сапогах. В руке у него был пистолет, и что характерно, нацелен он был на меня. — Проходите, и если уж зашли в гости, то дайте закрыть дверь, иначе все эти поцы через пять минут станут экспроприировать то, что мы конфисковали у профессора Троицкого. И не надо строить из себя институтку…
Еврейчик
На полу в куче мятых бумаг сидел полный, прилично одетый гражданин. Руки у него были крепко связаны, в рот забита какая-то тряпка. Рядом с ним в столь же беспомощном положении сидела жгучая брюнетка. За их спинами возвышалось три здоровенных хлопца, одетых как попало, но вооруженных до зубов. Даже если б я стал стрелять, то без сомнения кто-то из них успел бы и меня угостить пулей.
Кроме того, все в комнате было перевернуто вверх дном. На полу лежали перевернутые ящики, обломки мебели, а кроме того несколько узлов, из которых торчали меха и дорогие платья.
— Как я понимаю, вы, господа — налетчики? — начал я, чувствуя, что пауза затягивается.
— Можно сказать итак, — согласился один из троицы — тот, что повыше. Говорил он гнусаво, чуть растягивая слова. — Мы из Птенцов Керенского. Слышал о таких?
Я отрицательно покачал головой.
— Я в Питере всего несколько часов, не слишком-то сориентировался, что у вас к чему.
— Сорие… — попытался повторить за мной гнусавый, но так и не сумел сплюнул. — Из офицеров значит, выходит.
— А может сдать его патрулю, — встрял тот, что стоял справа. У него была странная, сплющенная голова, словно кто-то изо всей силы врезал ему по темечку вот голова и сплющилась, а заодно ушла в плечи, так что от шеи ровным счетом ничего не осталось.
— Ты Корень полный фуфел гонишь, — выплюнул гнусавый. — Это, — он плюнул в сторону связанной парочки, — ты как господам большевикам объяснишь? Ты же знаешь, кто не в их банде, грабить не должен. Это их пьяным матросам все дозволено.
— Мне собственно наплевать на ваши разборки, — объявил я, покосившись на пленников. — Делайте, что хотите, а я займусь своими делами, и разойдемся с миром.
Гнусавый усмехнулся.
— Ты — благородный. Это ты сейчас говоришь, что наплевать, а когда мы дамочку пытать начнем, чтобы вот этот козел, — он пнул связанного мужчину, — назвал номер сейфа, ты за пистолет схватишься. Знаем мы таких благородных.
Тут, к сожалению, он был совершенно прав. Я не собирался оставлять этих людей на произвол бандитов, но сейчас открывать пальбу, при счете пять к одному, тем более что револьвер у меня был чужой, не пристреленный, и то, что в барабане было шесть патронов — не факт. Вряд ли кто-то из этих «революционеров» хорошо относился к собственному оружию. Как правильно много лет спустя писал Булгаков «Разруха начинается в головах», а с головами у «пролетариев» было плохо, очень плохо. Не дружили они с головой, иначе все эту ерунду не затеяли бы. Пусть Керинский был сволочью редкою, но он все же лучше толпы матросов принявших по стакану «балтийского пунша».