Обратная сторона успеха
Шрифт:
Со временем выяснилось, что Элизабет Эйприл очень привязалась к старшей сестре. Стоило Мэри подойти к ее колыбельке, как девочка начинала смеяться. Мы были уверены, что они и дальше будут опорой и поддержкой друг друга.
Но когда до полугода Элизабет Эйприл осталась всего неделя, позвонил доктор Уотсон.
– Мы вам так благодарны, доктор, – сказал я. – На редкость здоровая и веселая малышка. Вы сделали прекрасный выбор.
Ответом мне было долгое молчание.
– Мистер Шелдон, – начал он наконец, – мне только что звонила мать девочки.
Я похолодел.
– О чем вы толкуете, черт побери? Мы удочерили Элизабет Эйприл и…
– К сожалению, в нашем штате есть закон, по которому мать, отдавшая ребенка на усыновление, может передумать в течение первых шести месяцев. Мать и отец девочки решили пожениться и взять ее себе.
Когда я рассказал Джоджи об этом разговоре, она так побледнела, что казалось, вот-вот лишится чувств.
– Никто не имеет права забирать у нас девочку.
Но у власти были все права.
На следующий день Элизабет Эйприл увезли. Мы с Джоджи не могли поверить происходившему.
Мэри, всхлипывая, пробормотала сквозь слезы:
– До чего же все было классно, а теперь…
Не помню, как нам удалось пережить пытку следующих месяцев, но мы каким-то образом выжили. И нашли утешение в Церкви религиозной науки, представляющей собой рациональное сочетание науки и религии. Ее философия мира и доброты оказалась именно тем, в чем так нуждались я и Джоджи. Год мы ходили на курсы практических занятий и еще год – на проповеди. Если исцеление было и не полным, то прогресс все-таки ощущался. В наших жизнях по-прежнему оставалась пустота, но независимо от этого следовало идти дальше.
Глава 29
Сэмми Кана, знаменитого поэта-песенника, однажды спросили:
– Что важнее: музыка или стихи?
– Ни то ни другое, – ответил он. – На первом месте – телефонный звонок.
Телефонный звонок на этот раз был от Джо Пастернака:
– Сидни, «МГМ» только что купила для меня «Джамбо». Мы хотим, чтобы вы написали сценарий. Вы сейчас свободны?
Я был свободен.
«Джамбо» Билли Роуза впервые прошел на Бродвее в 1935-м. Билли Роуз, один из влиятельных бродвейских продюсеров, был из тех людей, которые все делают с большим размахом. Он купил гигантский театр «Ипподром» на Сорок третьей улице и перестроил его в виде циркового шатра, так что публика смотрела на «арену». В спектакле участвовали Джимми Дюран и Пол Уитмен. Сценарий написали Бен Хект и Чарли Макартур, музыку – Роджерс и Харт, а режиссером был Джордж Эббот. Можно сказать, цвет театрального общества. Элита.
Рецензии на спектакль были восторженными, но беда в том, что постановка оказалась слишком дорогой и устроители даже не смогли оправдать расходы, не говоря уж о каких-то прибылях. Шоу закрылось через шесть месяцев.
Прошло почти десять лет с тех пор, как я в последний раз был на территории «МГМ». На первый взгляд все казалось прежним. Впрочем, скоро я понял, что ошибался.
Зато Джо Пастернак
– Я уже подписал контракт с Дорис Дэй, Мартой Рей и Джимми Дюраном. Для того чтобы заполучить Дорис, пришлось сделать ее мужа Марти Мелчера сопродюсером. Режиссер – ваш старый друг Чак Уолтерс.
А вот это прекрасные новости! Я не видел Чака после работы над «Пасхальным парадом».
– А кто будет играть главного героя?
Пастернак нерешительно пожал плечами:
– Пока еще неизвестно, но есть один актер, играющий в «Камелоте» на Бродвее, который, вероятно, может подойти.
– Как его зовут?
– Ричард Бартон. Я попрошу вас вылететь вместе с Уолтерсом в Нью-Йорк и взглянуть на него.
– С радостью.
Впервые за этот день я испытал настоящий шок, придя на обед в столовую и обнаружив, что там работает все та же старшая официантка Полин. Мы поздоровались, и она принялась усаживать меня.
– А где столик сценаристов? – спросил я.
– Такого больше нет.
– Ну, тогда придется завести, – решил я.
Она грустно покачала головой:
– Мистер Шелдон, боюсь, вам придется пообедать в одиночестве. Вы единственный сценарист на студии.
От пятидесяти сценаристов до «вы – единственный сценарист на студии»?
Вот до чего изменился Голливуд за последние десять лет!
Следующие несколько дней я работал над переделкой «Джамбо» для экрана. В пятницу мы с Чарлзом Уолтерсом вылетели в Нью-Йорк посмотреть Ричарда Бартона в «Камелоте», грандиозной постановке Мосса Харта. Игра Бартона показалась мне блестящей.
Руководство студии устроило нам ужин с Бартоном после спектакля. Мы ждали его в «Сарди». Ричард Бартон был неотразим: простой, открытый, общительный, исполненный сердечного валлийского обаяния. Он был умен и начитан. И я был уверен, что впереди его ждет слава.
Поскольку у меня еще не было времени написать синопсис, я признался:
– На бумаге пока ничего нет, но, если позволите, я хотел бы рассказать, что успел придумать.
– Обожаю всякие истории. Валяйте, – улыбнулся Бартон.
«Джамбо» была романтической любовной историей, на фоне соперничества между двумя цирками. Услышав, что я собираюсь сделать, Бартон пришел в восторг:
– Я просто влюбился в сценарий и давно мечтал сниматься с Дорис Дэй. Позвоните моему агенту и скажите, что я прошу заключить контракт.
Мы с Чаком переглянулись. Похоже, герой найден. Все улажено. Наутро мы вернулись в Голливуд. Джо Пастернак велел Бенни Тау подписать контракт с Бартоном. Тау позвонил Хью Френчу, голливудскому агенту Бартона, и назначил встречу.
Едва они обменялись приветствиями, Френч сказал:
– Ричард мне звонил. Ему очень нравится проект. Он готов приступить к работе.
– Прекрасно. Начнем составлять контракт.
– На какую сумму? – спросил Хью.
– Двести тысяч долларов. Столько он получил за последнюю картину.