Обратная сторона войны
Шрифт:
Я наивно вклинился в разговор:
– Так письмо же они вроде написали…
– Га-га-га!!!
Похоже, я их развеселил.
– Письмо! Да они хоть сто писем напишут, все равно обманут!
– Вон тебе перемирие, гляди!
Метрах в тридцати от наших развалин поднимаются черно-серые султаны разрывов. И мы, и бойцы инстинктивно приседаем после хлопков.
– Вот тебе и письмо, и перемирие!
Я начинаю потихоньку осматриваться. Домик. Вернее, все, что от него осталось. В стене, прямо напротив двери, большая дыра. Попробую в нее заглянуть.
– Эй, аккуратнее! Там снайпер! Они сидят,
Мы находимся, так сказать, в прихожей. Заглядываю в соседнюю комнату. Там пусто. В полу люк погреба, из него торчит голова Семена Пегова, его рыжая борода блестит на солнце на фоне серых развалин. Надо же, под землю уже успел слазить.
РЛС – одно из самых веселых мест на Донбассе
Возвращаюсь на исходную позицию. Бойцы уже не прячутся, они занимаются обороной.
– Кошмар! Из БТРа надо рацию взять! И мы вам батареек еще привезли!
Надо же, вы слыхали? Я разные позывные встречал, причем у весьма серьезных бойцов: Хроник, Чародей, Туман, Глобус, Стакан, Отрыжка, Негр, Дельфин, даже Покойник. Но вот Кошмар… Оригинально. Он у них на РЛС, как я понял, за старшего. Он вовсе не старый – чернявый парень в незастегнутой каске, в пятнистом бронежилете, надетом поверх синего полувоенного свитера. Автомата нет, в руках рация. Тихо говорить, похоже, он не умеет, все время кричит. И его все слушаются.
Взрывы чуть поутихли. Мои ребята снимают. Рыбаков большой камерой, Уклеин маленькой, крутят во все стороны, набирают материал. А снимать есть что. Люди. Они, как сталевары у мартена, стоят в сантиметре от огненной лавы. Неосторожное движение, и лава отожжет руку, ногу. А то и голову. Люди стараются, они пашут на ниве войны. Рыбаков, снимая, не делает лишних движений. Дымя сигареткой, он, как снайпер, выцеливает объект. Вот портрет хороший, вот мина опять взорвалась, вот стрелок, пригибаясь, семенит из одного окопа в другой. Уклеин в этой обстановке преображается. Из сангвиника превращается в холерика. Он весел, балагурит с бойцами, снимает то тут, то там, стараясь не упустить ничего интересного.
Станция, которую обороняет ДНР, глубоко врезается в передовые позиции украинских войск. РЛС у них, как бельмо на глазу, как типун на языке, мешает маневрировать у донецкого аэропорта. И эту оборону украинские войска все время пытаются сбить. Но не выходит.
РЛС бойцы набивают ленту
Два бойца растягивают из ящиков пулеметные ленты. Как будто бабы полоскают белье. Они выдергивают ленты вверх поочередно, то правой, то левой рукой, просматривая, заряженные они или нет. Наконец, каждый из них становится на колено и принимается набивать в ячейки патроны. Уклеин рядом. Расспрашивает, перекрикивая канонаду:
– Устали?
– Нет! Мы же не на отдых сюда приехали, а на войну!
– А старший-то
– Правильно, с нами построже надо!
У некоторых бойцов на рукавах шевроны с надписью «Спарта» – это батальон Моторолы. У других на касках написано «Сомали» – это батальон Гиви. Они двигаются не суетясь, видно, что война для них штука знакомая. Возраст – от двадцати до пятидесяти. Вот один небритый дедок, с трубой «РПГ-7» на плече, машет рукой кому-то скрывающемуся в тени здания.
– Дай-ка мне две «морковки», пойду засажу в минометчиков, достали они!
«Морковки» – это гранаты для ручного противотанкового гранатомета. Сленг такой. Вообще, на этой войне много новых слов появилось.
Дед-гранатометчик
Дед, вкрутив гранату в трубу, подмигнув Уклеину, выбирается из РЛС.
– Ну что, потанцуем?
Еще одно словечко, неологизм юго-восточной войны. «Потанцуем» – значит повоюем. На это предложение сразу отзывается Кошмар. Вытаращив глаза, он кричит:
– Я тебе потанцую!!!
– Я быстро!
– Аккуратнее давай!
Дед заворачивает за угол станции. Секунд через тридцать слышно, как он засаживает две гранаты по позициям украинских минометчиков. И уже через минуту вокруг нас начинают взрываться мины. Кошмар опять начинает кричать, уже на нас. Наверное, это не он сам выбрал себе позывной, это ему подчиненные прилепили.
– Давайте в блиндаж!!!
– А где он?
– Да вон дырка в земле!!!
Мы влезаем внутрь. Большая яма, накрытая бревнами. Печка-буржуйка.
Стенки ямы обтянуты полиэтиленом. Как и земляные лавки, тянущиеся вдоль стен. За нами в блиндаж ссыпаются и бойцы. Матеря Украину, они устраиваются на полу.
– Им все равно, в кого стрелять! Видят БТР – и «Огонь!».
– Да, им плевать, ОБСЕ это или журналисты.
Потом мы молчим. Взрывы бьют прямо у блиндажа. Пыль толчками вдувается в яму сквозь щели. Я смотрю в одну точку. Думаю. Интересно, пожалеют ли они еще один ПТУР, когда мы поедем обратно… Попадут или нет? Видимо, вид у меня при этом делается жалобный. Небритый боец, примерно моего возраста, лет под пятьдесят, заглядывает мне в глаза и ободряюще хлопает по плечу.
– Ничего, отец, все будет нормально. Сейчас они устанут, мы вас прикроем, и поедете с Богом! Они и головы поднять у нас не смогут!
Я машинально киваю, а внутренне злюсь. «Отец»! Неужели я так плохо выгляжу, что даже этот мужик за папу признал. Развить тему я не успеваю.
– Давайте, вперед!
РЛС блиндаж
Едем от РЛС в БТР. Старый солдат Уклеин абсолютно спокоен