Обратная сторона времени
Шрифт:
— Ты кто?
— Я комендант этой колонии! — с искренним возмущением, все еще не понимая, что ситуация изменилась коренным образом, проблеял Копылов, стараясь хоть немного отстраниться от стены и все еще надеясь, что с минуты на минуту здесь появятся его стражи порядка, вооруженные карабинами, и все расставят на свои места. Но сразу же последовал следующий вопрос, и, секунду промедлив с ответом, он понял по стремительно возраставшей боли в вывернутом суставе, что отвечать все равно придется, причем отвечать правду.
— Сколько здесь еще
— Их двое! Всего двое! Не давите на мою руку! Мне больно!
— Конечно, тебе больно, и будет еще больней, если начнешь врать. Кто тебя назначил комендантом?
— Я сам! Сам себя назначил! Я прибыл первым, и потому…
— Сколько здесь людей?
— С вами четырнадцать семей! Все коттеджи уже заполнены, но я могу потесниться…
— Да уж, тебе придется потесниться, и ты даже не подозреваешь, насколько сильно.
Потом ему связали за спиной руки и грубо бросили на железный пол. И самым унизительным оказались слова, произнесенные нежным женским голоском:
— Не нужно его бить, дорогой. Этот человек уже не представляет опасности.
И, не заботясь больше о Копылове, вновь прибывший оставил его на попечении женщины, а сам, с пистолетом в руке, отправился «регулировать», как он выразился, обстановку.
Жанна склонилась над Копыловым и стала осторожно вытирать своим кружевным платочком кровоподтек у него на лбу, немало не заботясь о веревках, впившихся ему в руки.
— Вам не слишком больно?
— Лучше бы ослабили веревки!
— Отчим рассердится, а его не стоит сердить. Расскажите мне, пока его нет, как вы тут живете? Чем занимаетесь и когда мы сможем вернуться домой?
— Домой вы уже не вернетесь. Для тех, кто попал сюда, — это навсегда. Здесь другая планета — не Земля.
— Я читала о подобном в фантастических романах, но на самом деле этого не может быть. — Ее уверенность в том, что жизнь устроена именно так, как ей представляется, обескураживала. Было в этой девушке что-то наивное и жестокое одновременно. Вдалеке грохотнул карабин, и сразу же ему ответили два пистолетных выстрела. После чего стрельба прекратилась.
— Ваш отчим не слишком церемонится с людьми?
— Он суровый человек, но справедливый. Вы еще в этом убедитесь. Ему приходилось управлять на Земле огромной деловой империей, и очень скоро он наведет здесь порядок.
— В этом я нисколько не сомневаюсь. — Смотреть на Жанну, лежа на полу со связанными руками, казалось Копылову слишком унизительным. Он прекратил разговор и молчал до тех пор, пока не вернулся Митрохин, неся в руках два карабина.
— Вы их убили? — поинтересовалась девушка.
— В этом не было необходимости. Каждая лишняя пара рабочих рук в этом месте должна цениться на вес золота. — Небрежно бросив оружие в угол и не обращая на лежащего Копылова никакого внимания, Митрохин отправил Жанну, как он выразился, «принимать хозяйство». Затем подобрал с пола отлетевший в сторону свод правил Копылова и стал внимательно его изучать.
— Здесь
— Откуда вы знаете, какая здесь обстановка! Вы только что прибыли! Развяжите меня! — Копылов чувствовал, что еще немного, и истерика возьмет верх над его здравым смыслом.
— Не сейчас. Во-первых, мы не закончили беседу, а во-вторых, я еще не решил, стоит ли вас оставлять в живых.
— Вы хотите сказать, что можете вот так, запросто, убить беспомощного, связанного человека? — проблеял Копылов неожиданно изменившимся голосом.
— Мне приходилось это проделывать много раз, и знаете, что в этом деле самое неприятное? — Не дождавшись ответа на свой риторический вопрос, он закончил: — Уборка трупа.
После этого Копылов начисто забыл о своих правах и не требовал больше, чтобы его развязали. Теперь он лежал тихо, стараясь не обращать на себя внимания, как будто это могло ему помочь избавиться от присутствия этого ужасного человека.
— Нет. Здесь все нужно переделать! — заявил Митрохин, закончив перелистывать свод правил. — Прежде всего необходимо ввести телесные наказания. — И он задумчиво посмотрел на Копылова, как будто примеряя его к новой роли, отчего журналист дернулся так, словно экзекуция уже началась.
— Вас когда-нибудь пороли в детстве? — Замерев, словно заяц, попавший в зубы к волку, Копылов молчал. — Уверен, что нет. Эта процедура воспитывает в человеке жесткость, целеустремленность, умение сопротивляться обстоятельствам. В вас эти качества отсутствуют. Пожалуй, я введу здесь несколько видоизмененное мусульманство. Суд шариата, знаете ли, публичные порки, многоженство… В этом что-то есть. Хотите стать муфтием?
— Но я же… Я же православный!
— Это не имеет значения, да и часто ли вы вспоминаете о том, что вы православный? Мы обратим вас в новую веру. Построим для вас мечеть.
— И что я буду в ней делать?
— Жить, разумеется, и читать по утрам молитвы!
— Мусульмане совершают намазы!
— Ну, вот видите! Вы разбираетесь в этом лучше меня. Ну, так что, по рукам?
— Вы беспринципный человек!
— Вовсе нет. У меня есть свои принципы. Если вы не согласны быть муфтием, я предложу вам другую должность.
— Какую? — со стоном спросил Копылов, пытаясь занять на полу более удобное положение.
— Ну, кто-то же должен охранять двор, запасы в доме и все прочее. Вы будете моим сторожевым псом.
— Вы хотите сказать… В переносном смысле?
— Зачем же в переносном? Я сделаю вам ошейник, построю будку, поскольку других псов здесь не предвидится, будете выполнять свой долг в прямом смысле.
— Почему вы издеваетесь надо мной? Что я вам сделал?
— Вы маленький, глупый человечек, который воспользовался ситуацией и вообразил себя комендантом. А я не люблю комендантов. Всю жизнь ненавидел комендантов, какие бы ипостаси они ни принимали. Я понятно объясняю? — Страдальчески сморщившись, Копылов кивнул.