Обратная сторона Земли
Шрифт:
Дорога до отделения заняла минут двадцать. В машине пахло бензином, и всю дорогу сержант развлекал Князя разнообразными милицейскими подвигами. Князь, когда надо, кивал, но служал сержанта вполуха, больше его занимало собственное странное настоящее. Тень от человека в плаще незримо висела над ним, и он стал всерьез подумывать, не пора ли кончать с приключениями и расстаться с этим городом навсегда.
Переехали железнодорожное полотно, и, обогнув водонапорную башню, машина затормозила у двухэтажного кирпичного здания каменьгородской милиции.
В кабинете их
– Все спокойно, Теплов? Попыток к бегству, сопротивления – не было?
– Доставлен без осложнений. Спокойный товарищ.
Сержант передал старшему паспорт Князя. Тот его полистал и спросил у Князя, прищурившись:
– Не женаты?
– Нет, – ответил Князь и смутился.
– Что ж вы так? Столько невест на выданье.
Он вытащил лист бумаги и заскрипел пером. Прошла минута, и две, он все писал и писал и вдруг спросил, не отрывая глаз от бумаги:
– Скажите, Александр Викторович, а где вы провели ночь? В гостинице вас не видели. Сняли у кого-нибудь угол?
– Ночь? – Князь не знал, что ответить. Не говорить же этому человеку в форме, что ночь и день перед этим он провел в каменном теле. Милиция – неподходящее место рассказывать волшебные сказки. – Я? – Он замешкался.
– Вы, не я же.
– Так вышло, – Князь с трудом подбирал слова, – что пришлось ночевать на улице.
– А улица эта была случайно не Данилкиной Дачей?
– Нет, я ночевал за городом. В роще, рядом с проселком.
– И кто-нибудь вас видел, когда вы таким образом проводили ночь? Кто-нибудь проходил мимо? Проезжал? Или вы куда-нибудь отходили?
– Нет, точно не помню. Кажется, никого не было. Не понимаю, к чему все эти вопросы. Что-нибудь произошло?
– Произошло, Александр Викторович, и происшествие очень печальное. Сегодня утром обнаружен труп пенсионера Козлова, Ивана Ивановича. Он убит колющим острым предметом, удар нанесен в область сердца. Смерть наступила мгновенно. Вы знали этого человека?
– Нет. То есть я о нем слышал, мне рассказывали в типографии.
– Вам дали адрес Козлова, это было позавчера вечером, в восемнадцать часов. С тех пор вас видели несколько раз в городе – на улицах и в районе городского музея. После этого ваш след потерялся. Таковы факты. – Он откинулся на скрипучем стуле и стал молча разглядывать потолок.
– Вот видите, что получается. Козлов убит, вы последний, кто спрашивал про убитого пенсионера, алиби у вас нет. Что прикажете думать? Сейчас проводится следствие, на время мы вынуждены вас задержать – до выяснения некоторых обстоятельств. Здесь распишитесь.
Он пододвинул к Князю бумагу, и тот неслушающейся рукой поставил внизу свою подпись.
12
Следственный изолятор находился тут же при отделении – маленький флигелек с апсидой и с окошками, похожими на бойницы. В камере, куда поместили Князя, стены были выкрашены известкой; по углам у пола и потолка по серому известковому полю растекались синие пятна и противно пахло карболкой.
Будущее его было темно. Настоящее – оправлено в серые стены тюрьмы. Свет из оконца под потолком стекал по капле в минуту и был не белее стен. Да и то, что попадало снаружи, съедали зубья решетки и грязная вата в углах.
Князь сидел на краю низких откидных нар и как какой-нибудь восковой болванчик взглядом буравил стену. Часа через три сидения за дверью послышался шум и давешний говорливый сержант принес тарелку и кружку.
– Хлебай через край, ложек здесь не положено.
Он поставил посуду на пол, а сам отошел к стене. Так первый раз в жизни Князь отведал тюремной пищи. Сегодня, не как в машине, сержант был не больно-то разговорчив. Хмуро уставясь на Князя, он сказал забирая посуду:
– Плохи твои дела. Лукищев нашел свидетелей. – И грохнув дверью, ушел.
Князя охватила тоска. Он лежал на дощатых нарах, в мыслях зиял провал, темнота внутри и снаружи грызла голодным зверем. Наверно, настала ночь. В лампе под решетчатым колпаком тлел волосок электричества. Он высвечивал на потолке овал, и в этом маленьком световом загоне метались полудохлые пауки и, срываясь, падали на пол.
С воли не доносилось ни звука. Мир умер, ожидая рассвета. Князь припомнил из читанных книг, что рассвет – печальное время. На рассвете ведут на казнь. Земля только проснулась. Тихо вокруг. Глухо бухает сердце, и скрипят сапоги солдат, позевывающих после ранней побудки. Тлеют в утренней мгле их закуренные натощак папиросы. В машине привезли палача. Он похмельный и краснорожий, он облизывает пересохшие губы, ему муторно, он вчера перебрал, ему хочется поскорей отделаться от стоящего под охраной смертника, он хочет домой к жене, пока не проснулись дети; на кухне недопитая водка, в холодильнике полбанки икры, он хлопает ладонью по ляжке – где же эти чертовы папиросы?
Князь поежился, ему стало холодно. Тени расстрелянных родственников обступили его кольцом. Дед, отец, брат отца и жена брата, и все дальние, имен которых не помнил, и совсем незнакомые – без лиц, без имен, только тени.
Он понял, что стоит под окном, руками упершись в стену, и струя холодного воздуха наполняет тело ознобом. Ниоткуда явился звук. Князю сперва показалось, что это просыпается память и осторожно, чтобы не подслушала ночь, нашептывает ему изнутри. Князь вздрогнул, за спиной чиркнула спичка. Обернувшись, он увидел лепесток пламени, трепещущий в чьей-то руке.
Человек был мал и похож на юношу-недоростка. Он спокойно смотрел на Князя, курил, табачные змеи, завиваясь, исчезали под потолком. Человек кивнул и спросил:
– Не сильно вас напугал?
Князь хотел ответить, но незнакомец приставил палец к губам:
– Говорите шепотом.
– Вы кто? – спросил его Князь.
– Ваш соузник. Моя камера за стеной. Стало скучно, решил навестить соседа.
– Как вы сюда попали?
– О! Тюрьма старая, и в ней много секретов. А вы, я гляжу, совсем приуныли. Это не дело. В тюрьме надо быть бодрым, унывать можно на воле.