Обратная сторона
Шрифт:
Здесь все и вся было пропитано недавним социализмом: огромные умывальники-рукомойники, отсутствие крючка на дверях в туалет, давно не крашенные узкие подоконники, железные койки. Ну а самая главная «прелесть», что номер, в котором я остановилась, значился в документах как «люкс», хотя в нем было двенадцать аккуратно заправленных рваными и выцветшими покрывалами коек.
Мне повезло сразу же на следующее утро, как только за окном рассвело. Я спросила у сонной горничной про чудо-яблоню и услышала, что она находится всего в пяти километрах от моей гостиницы.
Я ликовала!
…Такое представить трудно. Мощная корневая система, именно система прочно обвила крышу церковного притвора и боковую часть купола. Множество маленьких, больших и средних корней охватили друг друга, словно сговорившись раз и навсегда жить и умирать вместе.
«В горе и в радости», — подумалось мне. Все корни обнажены, а потому напрочь заросли твердым, как церковная стена, камбием. Ствол несколько раз изогнут, наверное, чтобы никто не вздумал случайно сломать или спилить. Листочки на ветру еле заметно подрагивают, но по всему видно, что держатся крепко. Если всмотреться внимательно в листву, то можно увидеть совсем небольшую молодую завязь. И что характерно, ее здесь много.
Получается, будущей осенью яблонька снова порадует прихожан урожаем. Вот молодчина! Нет, у меня не было чувства, что эта яблоня просит людей о помощи, она уверенно тянется вверх, черпая силы в самой себе и опираясь только на собственные корни. Земли бы ей, хоть немножечко…
Я внезапно разрыдалась. Плакала так, как будто хотела выплакать все-все, накопившееся за долгие нелегкие годы: усталость, болезнь, приступы отчаяния и тоски. И вместе с тем в моих слезах было что-то очищающее. Вместе с горячими слезами вышло что-то грязное, отравлявшее мою жизнь давным-давно, может быть, с самого рождения.
Раз — и как будто тяжелый камень с души свалился. Немного придя в себя, я увидела неподалеку у деревенского сарая железную лестницу, взяла ее и принесла к храму. Она подходила как раз к самой крыше.
Я попросила у селян ведро и лопату, накопала возле речки глины. Принесла к яблоне сначала одно ведро земли, затем второе, третье, пока весь корень плотно не ушел в землю. Затем немного присыпала сверху и затоптала.
А после всего обняла это чудо, снова заплакала и попросила прощения за всех людей в мире.
Вдруг — так бывает редко, а потому запоминается на всю жизнь — с неба пошел мелкий теплый дождик, как бы желая полить мою яблоньку. Наверное, чтобы я лишний раз тяжелые ведра наверх не таскала.
Я спряталась от дождя в церкви и сразу же на лавочке заснула. Это был самый спокойный и безмятежный сон, какие бывают, наверное, только в раннем детстве, когда все хорошо, светло и мечты обязательно сбываются.
Когда проснулась,
Я решила, что теперь можно спокойно отправляться в больницу. Больше никто и ничто не потревожит меня. Теперь есть все основания быть спокойной. Навсегда.
Прощай, яблоня!
Глава четвертая
Конец или… начало?
Накануне предстоящей операции Саэль и Гриша посетили меня во сне. Они сказали, что я должна пройти путь испытаний, уготованный мне задолго до рождения. И это будет последнее, что от меня требуется и от меня зависит. Остальное предопределено небесами.
Они считают, что мужества мне не занимать, а потому заранее уверены в успехе. Когда они это говорили, их лица были невероятно печальными, но я все равно им улыбнулась.
Я сказала, что раз уж суждено мне было появиться на этот свет, то, стало быть, надо понимать, что я обречена на смерть и одиночество так же, как и любой другой человек…
— И жизнь! — в один голос воскликнули мужчины.
— Что есть Я? — начала я рассуждать вслух. — Я — это всегда прошлое. Потому что только о прошедшем я могу говорить с уверенностью, об очень небольшом отрезке времени. Когда говорю «я родилась», я говорю неправду. Просто на свет много лет назад появился маленький ребенок, он же не знал, что станет мной… И это еще не была я. Я — это тот человек, который начал осознавать себя в окружающем мире, в потоке слов находить слова, адресованные именно ему, то есть мне. И вся история для меня началась в этот период…
Но потом, спустя время, когда мое Я сотрется из жизненных событий, а затем и из человеческой памяти, оно полностью перестанет существовать. А история со всеми открытиями будет происходить у других, таких же Я.
Мы же не знаем, например, сколько людей жили в местах, где мы сейчас живем, сто, двести, пятьсот лет назад. Что они чувствовали, когда открывали этот мир? Мы не знаем причин их страданий и боли. Может быть, мой дом находится на том отрезке земли, за который кто-то положил свою жизнь, а до этого лет пятьсот назад кто-то выиграл его в лотерею. И тот, кто будет жить через двести лет на месте, где, например, находится моя квартира, вряд ли будет знать, какой ценой она мне досталась. Зачем ему это знать? У него будет своя история.
Он, конечно, ничего не будет знать о кредите, который я выплачивала утомительно долго, как стояла в банковских очередях жаркими летними днями. Тот человек не будет иметь представления, что я много сил потратила на ремонт, а потом все равно страдала от отсутствия воды и электричества. И как однажды в ванной комнате, частично отштукатуренной, мне пришел в голову такой стих:
Свет и тень. Тень и тьма. Что ни день, То тюрьма.В тот момент я остро почувствовала одиночество и зависимость от многих людей…