Обратной стороной кверху
Шрифт:
Ханов сидел на асфальте. Жизнь спасли подушки безопасности, но ноги были перебиты. Пистолет все еще находился в руках преступника.
— Не подходи, щенок, пристрелю!
— У тебя кончились патроны, урод! Бросай ствол, и получишь шанс.
— Дурак ты, парень. У меня нет шансов. Я это давно понял. Письмо найдешь в ящике моего стола в ресторане. Для вас написал, придурки!
— Брось оружие, Ханов!
— Плохо ты мои патроны считал, сосунок.
Он сунул ствол в рот, и раздался выстрел. Кремовая кожа на открытой дверце БМВ, к которой
Мельников отвел глаза в сторону.
Найденное в ящике стола письмо Мельников привез в управление. Перебинтованные руки, пластыри на лице, мрачный взгляд — и никакого сочувствия со стороны коллег. Сам виноват. Некоторые даже посмеивались над горе-героем. Ему полагался выговор, и он его получит. Заикин лежал в реанимации. Виноват, конечно, он, как старший по званию и как начальник. Но с пострадавшего спрос невелик.
Марецкий не стал вникать в подробности операции. У Мельникова есть свое начальство, пусть разбирается. Официально никто капитана не командировал в Главное управление.
— Красив! Ничего не скажешь.
— И вы тоже, Степан Яковлевич?
— Я тоже, Володя. Кашу заварил, а толку мало.
— Ханов меня пожалел. Сделал нам подарок вместо того, чтобы пулю мне в лоб пустить.
Он положил на стол конверт без надписи.
— Садись, инвалид. В ногах правды нет, как говорят те, кто ничего не смыслит в нашей работе. Это мы с тобой знаем, что в нашем деле ноги важнее головы.
Мельников сел на стул, стоящий ближе к двери.
Марецкий достал письмо и прочел его вслух.
«Я, Ханов Дмитрий Николаевич, признаю себя виновным в ряде преступлений, предусмотренных статьей 105 уголовного кодекса Российской Федерации, частью первой, второй и третьей.
Слов в свою защиту не имею и в адвокатах не нуждаюсь.
Идея исходила от Ольги Левиной, и она стала ее вдохновителем. Ольга боялась смерти. План составляла при помощи Алексея Чистякова. Поначалу он выглядел безобидно. Ольга внушила Чистякову, будто имеет доступ к деньгам Некрасова, и он ей поверил. Только расплачиваться пришлось мне до конца своих дней. Пока я жив, это письмо никто не прочтет. Если оно в ваших руках, то меня уже нет.
Ольга вскружила голову саксофонисту Вербицкому. Нашла себе двойника — Марину Григорьеву. По ее замыслу они были убиты. Я лишь исполнял черную работу. Но этим история не закончилась. Ольга и Чистяков уехали на сафари, а я остался расхлебывать заваренную ими кашу.
Можете их не искать. Они такие же трупы, как и я. Только сумасшедший может рассчитывать на ошибки Некрасова. Мы знали его с давних времен. С ним бесполезно тягаться. Будь я проклят за свою жадность. Все мы идиоты. В основном от безысходности. Когда нечего терять, то и подыхать не страшно!
Ханов».
Марецкий отбросил письмо в сторону.
— Мы его приколем к делу, но оно не имеет юридической силы.
— Каких еще признаний? Тут сплошное признание.
— Я, такой-то, такой-то, убил того-то, того-то тогда-то, тогда-то и так далее. Бюрократической машине нужна конкретика. Вот ты, Володя, милиционер. Поэтому ты не можешь разговаривать человеческим языком. Ты ходячий протокол. Слушай: «Молодой человек встретил у дома своего соседа и зарезал его ножом». Что тут непонятного?
— Все понятно.
— Ничего подобного. Ты напишешь по-другому: «Данное лицо вошло в контакт с лицом, проживающим в том же доме по указанному выше адресу, и, воспользовавшись орудием в виде колющего предмета, нанесло данному лицу режущие ранения в область грудной клетки, в связи с чем наступил летальный исход».
— Тоже понятно. Так по телевизору говорят.
— Говорят. И эти люди причисляют себя к журналистам. Так называемые представители органов по связям с общественностью. Маразматики. Так что письмо Ханова ничего не меняет в нашем деле. Нам и без него все известно.
— А что нам делать дальше?
— Ольгу и Риту объявили в международный розыск. На Чистякова не хватило материалов, а Некрасов у нас ходит в святых. К нему комар носа не подточит. Завтра допросим Калядина. Если его возьмем, конечно. Появилась такая возможность. Но вряд ли он прольет свет на что-то новое, нам не известное. Есть еще…
Телефонный звонок оборвал подполковника на полуслове.
— Марецкий на проводе.
— Рада, что застала вас, Степан Яковлевич. Вас беспокоит секретарь адвоката Миркина, Кира Львовна, если помните.
— Конечно, помню. У вас ко мне поручение?
— Нет. Дело в том, что Феликс Зиновьевич пропал. Я не могу с ним связаться ни по одному из телефонов уже двое суток. Он очень ответственный человек и никогда не подводит своих клиентов. Мне пришлось отменить ряд серьезных встреч, и что делать дальше, ума не приложу.
— Ему кто-то угрожал?
— Я об этом ничего не знаю. Но за день до исчезновения он передал мне портфель с документами и попросил запереть его в сейфе. Сам же взял другой портфель и ушел с ним домой. На этом связь оборвалась. Сейчас я заглянула в его портфель и решила, что вам лучше приехать и взглянуть на документы самому.
— Хорошо, я сейчас приеду.
Марецкий положил трубку и сказал капитану:
— Давай-ка, Володя, проветримся.
Гостей приняли очень любезно и вместе с тем настороженно. Кира Львовна проводила сыщиков в кабинет своего шефа, что в принципе не допускалось в его отсутствие.
— Присаживайтесь, господа.
Они устроились на кожаном диване у журнального столика, рядом с которым стояли два кресла. Стеллажи с книгами, дубовый письменный стол, высокий стул, грамоты и дипломы в рамках. Обычная казенная обстановка преуспевающего адвоката.