Обратный ход часов
Шрифт:
— Вы имеете в виду тысяча девятьсот…
— Девяносто пятый, — договорил Миша.
— Понятно. То есть ничего, к лешему, не понятно!
Семен Алексеевич девяносто пятый хорошо помнил. В том году он защитил кандидатскую диссертацию, женился… Сейчас уже второй сынишка родился, а старшенький в третий класс ходит… Точно это было тогда: и Нефтегорск, и Югославия, и кошмар в Буденновске… а у них свадьба… Казалось — в один год все мировые катаклизмы навалились. Хуже некуда, исчерпали запас, дальше будет светлое время. А главные потрясения на планете были еще впереди…
— Михаил
— Что?
Семен Алексеевич, не дожидаясь, наклонился и задрал рукава на Мишиной рубашке. Вчера, когда Кутузову делали забор крови для анализов, сестра слегка напортачила, часть крови вылилась под кожу, положили салфетку, заклеили пластырем. Сегодня на сгибе локтя у Кутузова обязательно должна быть большая фиолетовая гематома…
Его руки были абсолютно чисты, даже без точечного следа от иголки…
— Миша, вот тебе еще булка, масло, варенье, — метала на стол Рая, — чай и бублики. Продолжай завтрак, а нам с Семеном Алексеевичем, — дернула головой в сторону комнаты, — нужно поговорить.
Рая схватила за руку доктора, который, казалось, сидел бы на кухне до скончания века, таращился на Мишу, и с усилием повела в комнату.
— Вы видите? — спросила она возбужденным шепотом.
— Вижу. И ни фига не понимаю, не врубаюсь, — говорил он как бы сам с собой и употреблял лексику, которую обычно не допускал в общении с пациентами или их родственниками. — Амнезия — хрен с ней, не по моей части. Но куда делся фурункул на щеке?
— А как у Миши ночью затягивается?! Вот это, я вам доложу! Сказка становится былью. Семен Алексеевич, вы нас не оставите? Не бросите?
— Ничего не могу сказать, голова не варит, перегрузка.
— Но вы же давали клятву!
— Кому?
— Гиппократу.
— А, это… Хочу задать еще несколько вопросов Михаилу Александровичу.
— Конечно. Только одна просьба. Подтвердите ему, что сегодня две тысячи пятый год. Ведь это правда?
— Кажется… Черт! Мозги как после бомбардировки. Спокойно! Все назад! Начинаем мыслить цинично и логически.
— Начинайте.
Семен Алексеевич своих мыслей вслух не высказал. Решительно двинул на кухню. И спросил Мишу, который уже с баранками и вареньем (пол-литра вишневого!) покончил:
— Каковы были ваши планы на сегодня?
— Приобрести у спекулянта новую операционную систему Виндоуз девяносто пять. Она уже поступила в продажу. Слышали?
— До сих пор ею пользуюсь. А последнее событие вчерашнего дня, которое вы помните?
— Вам не кажется, милостивый государь, — быстро прожевал и договорил Миша, — что здесь не психушка и я не ваш пациент?
— Это надо понимать как «до свидания»?
— Совершенно верно. Но я бы предпочел форму «Прощай!».
— Семен Алексеевич! Вы обещали! — встряла Рая.
— Этой милой девушке я обещал, что доведу до вашего сведения: на дворе две тысячи пятый год. В чем легко убедиться. Будьте здоровы!
«Хотя куда еще здоровее быть?» — думал доктор, надевая пальто в прихожей.
Глава 11
Шереметьев — один из самых состоятельных
Семен
Водитель персонального «мерседеса» подвез Семена Алексеевича к его клинике:
— Прибыли.
— Куда? — очнулся от раздумий Семен.
— На работу.
— А кто тебе сказал, что я на работу еду? — сорвал злость Семен. — Много воли взял! Может, ты и в моем кресле посидишь? На станцию «Скорой помощи». Быстро! — приказал он.
Водитель мог бы сказать: «Вы сами велели — в клинику!» — но промолчал. Первое правило мудрых подчиненных, не желающих осложнять свое бытие, — не указывай начальству на его капризы.
Главврача станции «Скорой помощи» Семен отлично знал, как знали в городе друг друга все медицинские руководители. Мария Ивановна лет тридцать назад начинала как хирург. Сейчас, наверное, не помнит, с какой стороны за скальпель браться. Хирургом она была никудышным, но администратором (по этой линии и делала карьеру) оказалась великолепным. В профессиональной среде у нее было прозвище Мамка, которое ее нисколько не оскорбляло, даже гордилась.
Семен позвонил по сотовому телефону Мамке, потому что без предупреждения свалиться на голову было бы странно и подозрительно. Сказал, что проезжает мимо, есть разговор. Спросил, удобно ли встретиться в этот час. Мамка для солидности пошелестела бумагами и согласилась: приезжай. Семен прекрасно знал, что она приняла боевую стойку.
Мамка, в свою очередь, понимала, что такой сноб и хлыщ, как Шереметьев, просто так, чайку попить, не заворачивает. И за пятнадцать минут до встречи телефонный звонок — аргумент за то, что ему сильно припекло. Обычно Сёмушка ходы прокладывает загодя, такую колею выкопает — никуда из нее не денешься, остается принимать его условия. Да и не в его правилах в чужих стенах беседы вести. К себе приглашает, чтобы народ оценил: его кабинет не хуже, чем у преуспевающего западного доктора.
Иррационально, нутром, Семен чувствовал, что феномен Кутузова нужно держать в секрете. Да и по логике: пройдет слух о чуде, народ бросится целителей искать, про его клинику забудет.
Они, как родные, расцеловались с Мамкой. Из ритуального — чай или кофе? — Семен выбрал кофе. Второй раз за утро его потчевали отвратительным пойлом. Семен нахваливал ватрушки, которые Мамка, по ее словам, сама испекла, прихлебывал напиток и думал: за такой кофе надо расстреливать.
Так же ритуально они посплетничали, перемыли косточки заведующему медуправлением областной администрации, который лопатой гребет откаты с зарубежных фармакологических компаний, швыряет бюджетные деньги, а в больницах аспирина не хватает.