Обратный отсчет
Шрифт:
Ух! Вот это чувство! Не к каждому снисходит такое, согласитесь, особенно после пятидесяти…
Любе поставил задачу: соорудить гнездышко. Выделил средства, сколько просила, не глядя и не считая. Люба справилась, приобрела отличную трехкомнатную квартиру в хорошем месте, обставила со вкусом, сказала, что оформила на Анюту.
Теперь Лев Карлович на «конспиративной квартире» и не появлялся. Без всяких инсценировок и ухищрений вечером сразу ехал к Анюте, предварительно позвонив жене: у меня запарка, буду к полуночи, ужинай одна…
Порой
Спутник все понимал, молча терпел и только улыбался: это не более чем защитная реакция на враждебный окружающий мир, система обороны хрупкой нежной души…
Просто терзало душу какое-то странное щемящее желание: показать всему миру, какое у него есть сокровище, как он счастлив, обладая этим чудом… Вспоминал с усмешкой свинорылого купчика на вечеринке у жены, с его «гарнитуром» из близняшек, и только головой качал. Понятно теперь, почему такие люди, вроде бы благоразумные, солидные, позволяют себе поступать таким образом. Однако, чтобы понять это, нужно самому испытать в полной мере, что это такое — не просто похоть и вожделение, а всепоглощающая поздняя любовь к прелестному юному созданию!
— Ну что ж — так оно в жизни и устроено… Седина в бороду — бес в ребро, — философски бормотал Лев Карлович, поглаживая вечерком бархатную попку своего сокровища. И, блаженно жмурясь, добавлял: — Стыдно-то как, господи… Но как приятно, черт подери…
В середине июня позвонила Люба:
— Приезжай вечерком, разговор есть…
Лев Карлович не стал уточнять, насчет чего разговор. Люба в курсе всего, знает, что теперь ее кумир к бледненьким коленкам равнодушен, весь целиком — в своей новой страсти. То есть разговор будет сугубо деловой, можно даже не опасаться, что притащит опять какое-нибудь юное создание, нуждающееся в ста баксах на пропитание.
Приехал в восемь вечера, сидел как на иголках, все посматривал на часы: хотел побыстрее разобраться с проблемами и мчаться к своему солнышку.
Люба, как обычно, была слегка «под градусом», но взволнована сверх меры — даже больше, чем в мае, когда привела Анюту.
— Что такое, Люба? Проблемы?
— Смотри, — Люба положила на стол видеокамеру с ЖК-дисплеем и включила воспроизведение.
Вообще-то в зале стоял прекрасный домашний кинотеатр — можно было бы с комфортом просмотреть запись там… Но Лев Карлович об этом даже и подумать не успел: настолько поразило его то, что он увидел на крохотном экране видеокамеры.
Ну что вам сказать… Это была любительская съемка в одном, статичном ракурсе,
— Лю…ххы… — У Льва Карловича от возмущения даже дыхание перехватило. — Эт-то что?!!!
— Тихо, тихо, родной мой! — Люба сбегала на кухню, притащила стакан воды. — Да ты не волнуйся так, ты чего? Это моя личная камера, для себя записывала…
Лев Карлович, стуча зубами по стеклу, выпил воду, помотал головой, ткнув пальцем в камеру, убитым голосом спросил:
— И много у тебя такого добра?
— Много… — Люба невинно разулыбалась. — Все, что есть, — все мое.
— Все подряд снимала?
— Ну, как тебе… Ну да, в общем…
— Где камера была?
— А вот… — Люба привскочила, колыхнув дородным телом, влезла на пуфик, потянулась к круглому деревянному панно с Деметрой (Лев Карлович с Кипра привез). — Вот тут у меня дырочка…
— В голове у тебя дырочка!!! — злобно крикнул Лев Карлович. — Это ж надо такое придумать… Сама додумалась иль надоумил кто?
— Ну что ты, Левушка? — Люба слезла с пуфика и притащила из коридора черный пластиковый пакет. — Это же так — чисто для меня. Никто никогда — ни в жизнь! Да я и не хотела показывать… Просто подумала — так, подстраховаться…
— Под… Что ты сказала?! Подстраховаться?!
— Ой, ну… — Люба тяжело вздохнула, достала из пакета кожаную папку и положила ее на стол. — На, смотри. Все равно скоро все узнаешь…
И этак воровато посмотрела на часы.
— Что я узнаю? — Лев Карлович, наливаясь ужасным предчувствием чего-то гадкого и неотвратимого, медленно раскрыл папку…
В этот момент зазвонил его мобильный, доселе мирно дремавший в кармане пиджака. Номер этот знали только три человека: жена, Николай, начальник СБ, и личный секретарь Виталик. И пользоваться им этим номером было предписано только в самом крайнем случае, например, когда решался вопрос жизни и смерти или личной свободы.
— Понимаешь, я ведь ничего такого не прошу, — забормотала Люба, глядя в пол и нервно теребя носовой платок — тот факт, что Сенковский смотрит бумаги и одновременно говорит по телефону, ее не волновал — она просто не обращала на это внимания. — Просто я тебя знаю…
— Слушаю, — Лев Карлович в правой руке держал телефон, а левой стал перебирать бумаги, лежавшие в папке, и машинально просматривать заголовки.
— Извините за беспокойство… — звонил Николай, голос его был переполнен непривычным смущением и чувством глубокой личной виноватости. — Понимаете, мне поздно доложили…
— Я слушаю, слушаю, — в папке были сплошь копии, заверенные нотариусом: копия свидетельства о рождении, экспертизы ДНК, экспертного заключения об установлении факта отцовства, выписка о восьмилетнем образовании и какой-то заклеенный плотный конверт…