Обратный счет
Шрифт:
Что-то вроде обиды. Но больше – боль. Потому что отец не должен был с ними
так поступать. Он так и подумал – с ними. С ним и мамой.
Андрей давно сделал свой выбор. Он не захотел принять подлый
нейтралитет, ни за кого не заступаясь и никого не обвиняя. Это неправильно –
не замечать, что один блудит, а другой по ночам плачет в подушку. Это
предательство, разве не так? И он решил, что не будет предавать маму.
«Да пошел он, – подумал с горечью
спокойно. Конечно, если она его все еще любит, то поначалу ей будет тяжело.
Значит, надо ей какое-нибудь хобби придумать или на соцсеть подсадить,
новые впечатления, то, се. Отвлечется и забудет».
Но мама, кажется, решила вопрос по-своему. И как должен к этому
отнестись ее взрослый сын?
Андрей размышлял, глядя пристально на Лапина. Вот этот буржуй,
например. Должен ему Андрей доверять? Однозначно, не должен. Андрей его в
первый раз в жизни видит, не считая фоток на сайте. Ну, накидал он понтов с
курсом военной подготовки, ну и что? Это говорит о чем-то? Только о том, что у
него есть бабло, и на свои прихоти он его не жалеет. Вотрется к нам в доверие,
поморочит маме голову, потом она ему надоест, и все, привет вам, новые
мигрени. Фигнево.
– Видите ли, Иван Викторович, – проговорил Андрей, несколько
поколебавшись. – Мама вам, наверно, не говорила. Но я должен вас
предупредить. Она больна.
– Я знаю, – ответил легкомысленно Лапин, – она рассказывала, что у нее
аллергия. Но оказалось, что все не так страшно.
– Я неправильно выразился, Иван Викторович. Дело в том, что у нее нет
обеих ног. По самые колени.
Лапин ошарашено смотрел на Андрея, тот не отводил правдивых глаз, в
которых уже блеснули предательские слезинки.
– Да как же так?.. – пробормотал огорошенный Лапин. – Да нет, чепуха
это, бред. Я же сам видел, как она отплясывала на нашем банкете… Что вы мне
заливаете, молодой человек?
– Протезы, – проникновенно ответил Андрей. – И сильные
обезболивающие средства. Про летчика Маресьева читали? Вот и она тоже,
даже танцует иногда. А потом придет домой, в комнате своей закроется и
плачет. После этого вашего банкета тоже плакала. Потому что обезболивающее
со спиртным было нельзя.
Лапин смотрел на Надиного сына и торопливо соображал: стебется
подросток или и вправду с Надей такая беда? И что теперь он должен делать?
Зачем мальчишка вообще ему об этом сообщил?
– И зачем вы мне об этом сообщили? – спросил Андрея Иван, забыв, что
они уже на «ты».
– Вы мне понравились, – кротко ответил Андрей. – Я не хочу,
оказались в ложном положении, когда решите предложить маме руку и сердце.
Она вам, конечно, сразу же расскажет о своем физическом недостатке, будьте
уверены, расскажет, но вам-то каково будет узнать об этом так внезапно? А вы
уже ей предложение сделали, что же теперь, обратно его забирать? Да и хоть
бы просто захотите с ней… позагорать, к примеру. Поедете с ней на пляж, а
спутница ваша, как была в плотных колготках и юбке, так и осталась, на
солнцепеке. Вы с вопросами, она в слезы. Надо мне это? Нет, не надо мне,
чтобы мама опять в слезы. Она свое уже выплакала.
Последнюю фразу он сказал другим тоном.
Лапин стоял, задумавшись. И вдруг поверил, что у его Нади такая беда. И
что плачет она по ночам от боли. И что ей тяжело смотреть на свои культи,
тяжело каждое утро стягивать на них грубые кожаные ремни, крепящие к
натруженному телу жесткие, неудобные протезы.
Он протянул Андрею руку и сказал:
– Спасибо, что предупредил, Андрей. Так, действительно, лучше. У меня
будет время подумать, что тут можно предпринять. Ну что, после тренировки
поедем? Я тебя в машине подожду.
– Куда? – тупо спросил его Андрей.
– Как куда? К вам домой, куда же еще. Ты будешь знакомить меня с твоей
мамой, тянуть я не намерен. Придумай какую-нибудь историю поромантичнее,
лады? Чтобы она ничего про наши первичные противоречия не знала, ни к чему
ей это.
– А как же протезы? – не отставал Андрей.
– Да ну что ты ко мне с этими протезами пристал? Съездим с ней на
майские в Австрию, там хорошие ортопеды. Будут у нее ножки лучше прежних.
Как понял, рядовой?
Андрей все понял. Андрей пожал протянутую руку.
Бурова скучала. Время пить утренний кофе, а Катерина опять что-то
переналаживает в сети и загружена по макушку, Алинка снова в поликлинике
сдает очередные анализы, а Киреева вообще на работу не ходит, и что там у
нее, непонятно.
«А позвоню-ка я ей», – решила Валерия и вышла с мобильником в
коридор, подальше от любопытных ушей своих «маркитанток».
– Да, Лерочка, здравствуйте, – услышала она веселый голос Киреевой,
который несколько перекрывал мерный собачий баритон.
– У вас что там, собака поблизости?
– Какая собака? Ну что вы, Лера, вы же знаете, у меня на них аллергия.
Тут площадка собачья рядом, но я сейчас отойду.
Колян возмущенно взглянул на нее и обнажил клыки, готовясь еще раз