Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси

Черепнин Лев Владимирович

Второе, к чему стремилось псковское духовенство, — это укрепление авторитета церкви. На вече церковники говорили, что они хотят «во всем священьстве крепость поддержати». Новгородскому архиепископу Ионе священники и монахи докладывали: «не мощно нам тобе всего и сказати», насколько «при сем последнем времени о церквах божиих смоущенно силно в церковных вещех в священниках», «тии сами ведають тако творяще все бестоужество». Как надо понимать все эти заявления псковских церковников? Конечно, здесь могут иметься в виду такие явления, как падение нравственности служителей культа, нерадивое исполнение ими своих обязанностей, мздоимство и т. д. Но думаю, что главное не это, а религиозное вольнодумие отдельных духовных лиц, критика ими православной церкви, распространение ересей. Дополнительные аргументы в пользу высказанного предположения я приведу ниже.

Наконец, псковское духовенство, ставя вопрос о создании местного органа церковного управления,

мотивировало свое предложение тем, что при отсутствии такого органа миряне вмешиваются в церковные дела. На вече церковники упрекали мирян: «а вы ся в то иное и миром встоупаете, а чрес святых апостол и святых отець правила» [2439] . Текст этот лаконичен и допускает возможность разного понимания и толкования. Возможно, что духовенство возражает против привлечения его представителей к светскому суду. Можно думать, что речь идет о захватах церковных земель как проявлениях классовой и внутриклассовой борьбы. Наконец, весьма вероятно, что вмешательство мирян в дела церкви выражалось в критике религиозных догматов и церковных порядков, в избрании духовных лиц из среды мирян и т. д., т. е. во всем том, что с точки зрения православной ортодоксии квалифицировалось как ересь.

2439

«Псковские летописи», вып. 2, стр. 165–166.

О том, что в конце XV в. вольнодумие в религиозных вопросах было довольно распространено среди псковских горожан, свидетельствует один интересный литературный памятник — «Житие» Евфросина. Рассказывая о религиозных спорах между Евфросином и священником Иевом Столпом, названное «Житие» говорит, что последний «не токмо убо бяше по вечищем их велегласно вопия и глаголя и проповедуя всему градскому народу, но и проходя паче торжища и сонмища, таже и позорища, купно же и по беседам седалищным и по пировным вечерям возмущая и колебая всего града все множество безчислено народа…» [2440] Итак, на вечевых собраниях, на торгах, во всех публичных местах, где собирался народ, на пирах и братчинах, на мирских беседах происходило обсуждение тем, связанных с религией и церковью. Тем самым подрывались основы православной ортодоксии, культивировавшей веру в авторитет церкви и не признававшей за человеческим разумом права на ниспровержение этого авторитета. В свете приведенных сообщений «Жития» становится понятным стремление псковских церковников принять меры борьбы против религиозного вольнодумия.

2440

«Памятники старинной русской литературы», вып. 4, стр. 92.

Из «Жития» Евфросина можно извлечь материал, касающийся социального состава кругов, оппозиционных в отношении официальной церкви; кругов, в которых появлялись еретические настроения. Так, в числе идейных противников Евфросина было «мало чяди от священник, и нецыи клеветари… таже и от диакон не мнози суще, сице же и от народа мало возсташа людий на святаго…» Рядовое духовенство, городские ремесленники, посадские люди — это как раз та среда, где рождались и распространялись еретические течения, на борьбу с которыми была направлена церковная реформа, проведенная в Пскове в 1468 г. Очень интересно, что «Житие» Евфросина уподобляет идейную борьбу, которую вели с официальной церковью религиозные вольнодумцы, действиям разбойников: «яко нецыи разбоиницы ко старейшине срыскахуся, и строяще речи, и рать народа движуще» [2441] . Объективно это означает сопоставление двух форм проявления классовой борьбы: 1) в сфере идеологической; 2) в области социальной.

2441

«Памятники старинной русской литературы», вып. 4, стр. 83.

Итак, «Житие» Евфросина помогает раскрытию классовой сущности псковской церковной реформы 1468 г. В какие же формы она вылилась? Во-первых, была сделана выписка из Кормчей книги (Номоканона), которая должна была служить уставом при решении вопросов в области церковного суда и управления. Утвержденная на собрании духовенства пяти псковских соборов грамота с текстом, взятым из Кормчей книги, была водворена на хранение в государственный архив (в «ларь»). Во-вторых, из среды духовенства были выбраны и утверждены на вече в качестве правителей церковными делами два попа: Андрей Коза и Харитон. Последний, правда, недолго занимал предоставленный ему пост и скоро сбежал в Новгород к архиепископу [2442] .

2442

«Псковские

летописи», вып. 2, стр. 165–166.

Имевшая целью укрепление позиций господствующей церкви, реформа 1468 г. отличалась охранительным характером. В то же время ей присущи и некоторые прогрессивные черты. Во-первых, известный демократический оттенок имела форма ее проведения: новые церковные порядки были приняты на вече с участием мирян, зафиксированы в «мирудокончанной грамоте». Во-вторых, и система церковного управления после 1468 г. стала более демократичной: судебные и административные функции по церковным делам сосредоточились в руках городского духовенства. Наличие демократических моментов в мероприятиях по реорганизации в 1468 г. церковного управления в Пскове (при ее общей консервативно-охранительной направленности) объясняется, очевидно, довольно значительной ролью, принадлежавшей городскому населению в обсуждении религиозных вопросов. Это наложило свой отпечаток и на ход реформы и на ее результаты.

Приехавший в Псков новгородский архиепископ Иона прежде всего признал незаконной утвержденную на вече грамоту, потребовал от посадников и духовенства ее уничтожения и отмены введенных на вече новых порядков. Архиепископ настаивал на том, что ему должна принадлежать полнота церковной власти в Пскове: «…А яз тоа сам хочю соудити здесь, а вы бы есте тоую выняли грамотоу подрали». Однако посадники и священники настаивали на целесообразности сохранения принятых ими нововведений. Иона обещал перенести этот вопрос на рассмотрение митрополита. Летопись приписывает новгородскому архиепископу следующие слова: «…и сам, сынове, отвасслышю, чтосиа вещь велика силно, и христианствоу развратно, а божиим церквам, мятно, а иноверным радостно, христиан видяще в таковеи живооуще слабости, и от них оукорен за небрежение наше» [2443] . Видно, что, хотя архиепископ стремился к удержанию в Пскове власти в своих руках, падение авторитета церкви, как феодальной организации, как политического института, как идеологической силы, вызвало у него тревогу.

2443

«Псковские летописи», вып. 2, стр. 166–167.

В октябре 1469 г. в Псков прибыли из Москвы посланцы от Ивана III и митрополита Филиппа. В митрополичьей грамоте указывалось, что должна быть восстановлена власть новгородского архиепископа над псковской церковью, «зане же тое дело искони предано святителю оуправляти…» [2444] Великий князь и митрополит боялись предоставления церковной автономии Пскову, ибо это могло бы повести и к усилению политической самостоятельности Псковской республики. Псковские же бояре и духовенство не желали ссориться с московскими властями. Поэтому злополучная грамота с выписками из Номоканона в начале 1470 г. была извлечена из «ларя» и публично уничтожена на вече.

2444

Там же, стр. 168.

В 1470 г. в Новгород было отправлено из Пскова посольство из бояр во главе с посадником Яковом Ивановичем Кротовым для того, чтобы сообщить архиепископу о решении церковного вопроса («тех на владыце святительскых покладати вещей»), а также договориться по ряду спорных дел (о захваченных в Новгороде и посаженных в поруб псковских гостях и «людях» псковского посла и т. д.). Из Новгорода посольство, возглавленное Я. И. Кротовым, должно было поехать в Москву. О результатах поездки Я. И. Кротова и других бояр в Новгород и Москву летопись сообщает очень глухо, но видно, что не все спорные между новгородцами и псковичами вопросы были урегулированы. Псковских гостей новгородское правительство выдало только «головами», а их товары, очевидно, были задержаны в Новгороде.

Между тем новгородский архиепископ Иона, воспользовавшись решением митрополита об уничтожении грамоты 1468 г., стеснявшей его власть в Пскове, стал допускать беззакония в области церковного управления. Иону обвиняли в симонии. Он за «мзду» давал грамоты на право производства церковной службы вдовым священникам и дьяконам. Псковский летописец — современник говорит, что архиепископ поступал так «по своемоу обычаю злому, неуздержянномоу нравоу, сребролюбиа ради…» [2445] В Пскове нарастало недовольство действиями новгородского архиепископа, а значит, росла оппозиция новгородскому боярскому правительству. Она шла, по-видимому, из среды посадских людей, но захватывала и псковских бояр.

2445

Там же, стр. 170.