Обреченная на корону
Шрифт:
— Какая жалость.
— В этой болезни корень всех наших бед. Те люди ни за что бы не осмелились... если б Генрих не был...
Произнести слово «безумен» Маргарита не могла. Я коснулась ее руки. Она взяла мою руку и недолго подержала в своей. Меня всегда трогали эти внешние знаки приязни между нами. Маргарита начинала видеть во мне свою будущую сноху, хоть я и принадлежала к ненавистному клану Невиллов.
В этот раз я услышала от нее о Тюдорах.
— Мне хотелось познакомиться с матерью Генриха, — сказала Маргарита. — Она была француженкой, как и я. Женщиной сильной воли, хоть и очень мягкой в обращении.
— А кто такие Тюдоры?— спросила я.
— О, достойные люди. Всегда поддерживали дом Ланкастеров. А как же иначе? Они единоутробные братья Генриха. Видишь ли, когда Генрих Пятый умер, Екатерину, мать моего Генриха, отстранили от власти. У сына был свой двор — няньки, гувернанткой и прочие, — и его забрали у нее из рук.
— Я считаю, эхо жестоко по отношению к детям.
— У королей и королев есть свои обязанности, но воспитание детей в них не входит. Екатерина сошлась с Оуэном Тюдором. Так Тюдоры и появились. Эта подлинная история о тайной, романтичной любви.
Я жадно слушала ее рассказ о вдовой королеве, которая влюбилась в простого валлийского сквайра и вышла за него замуж... как говорили одни; другие утверждали, что нет; но они жили счастливо в небольшом удалении от двора со своими детьми, покуда об этом не узнал герцог Глостер, брат Генриха Пятого. Он разрушил их счастье. Оуэна Тюдора арестовали по обвинению в измене, а королеву разлучили с детьми и отправили в Бермондсийское аббатство, где она
умерла.
— Какой печальный конец, — сказала я.
— Жизнь часто бывает печальной. Ты еще в этом убедишься.
— А что сталось с Оуэном Тюдором?
— Он бежал из тюрьмы. Генрих был добр к своим единоутробным, и они платили ему преданностью. Верно служили дому Ланкастеров. Оуэна взяли в плен при Мортимер-Кроссе и обезглавили на рыночной площади в Херефорде по приказу человека, называющего себя Эдуардом Четвертым.
— Зачем нужны войны? Почему все не могут быть счастливы?
— Потому что существуют права, за которые надо сражаться.
Маргарита вновь стала свирепой, гневной. Гнев этот был вызван казнью верного Тюдора, и мне вспомнилось невольно ее ликование при рассказе об отрубленной голове герцога Йоркского в бумажной короне. Я отшатнулась от нее. Такими уж были наши отношения. Она то отталкивала меня, то привлекала. Думаю, чувства ее ко мне тоже часто менялись. То она вспоминала, что я член ненавистной ей семьи, то видела во мне несчастную, беспомощную девочку, получающую жестокие удары судьбы — как и сама в моем возрасте.
Война — жуткое, бессмысленное занятие. Ричард не согласился бы со мной, отец тоже. Войны приносят кое-кому богатство и власть, похоже, очень заманчивые для большинства людей.
Однажды, когда я сидела у королевы,
Королева затаила дыхание, потом, ничего не говоря, поспешила к двери и стала спускаться по лестнице. Я последовала за нею.
Всадники спешились и направились к нам. Неопрятные, запыленные, но я сразу поняла, что привезли они хорошие вести.
— Мадам... миледи. — Они встали на колени перед королевой. –– Одержана победа.
На лице Маргариты отразился восторг. Мой отец добился успеха.
Гонцов повели в замок. Их надо было накормить... но сперва нам хотелось узнать побольше, дабы королева убедилась, что победа несомненна.
— Ваше Величество... миледи... когда граф высадился, то легко захватил Юг. Эдуард, именующий себя королем, подавлял восстание на Севере.
— А что с ним сейчас? — спросила Маргарита.
— Спасается бегством, миледи. Говорят, покинул Англию.
— Полагаю, он больше не вернется туда, — сурово сказала королева.
— Видимо, он держит путь в Голландию.
— А герцог Глостер? — услышала я свой вопрос.
— Герцог Глостер, миледи? — недоуменно переспросил гонец. — Не иначе как со своим братом.
— Самозванец наверняка разгромлен? — спросила королева. — Сомнений в этом нет?
— Нет, миледи. Никаких. Граф проезжал по улицам Лондона вместе с королем Генрихом.
Маргарита стиснула сложенные руки и улыбнулась гонцам.
— Вы проделали долгий путь, мои йомены. Подкрепитесь, отдохните. Потом побеседуете с нами еще.
Вызвав одного из стражников, она велела ему позаботиться о людях, которые приехали очень издалека с добрыми вестями и определенно выбились из сил.
Затем повернулась ко мне:
— Вот и конец ожиданию. Твой отец исполнил, что обещал. И теперь, дитя мое, ты станешь будущей королевой Англии.
Я не могла разделять ее торжество, но от радости она этого не замечала.
Думаю, то была одна из счастливейших минут в ее жизни.
Впоследствии я узнала о случившемся побольше. Эдуарда предал его ревностный сторонник — мой дядя Джон Невилл. Отец часто называл его одним из нескольких предателей рода.
Когда отец восстал против Эдуарда, Джон сохранил верность королю. Сказал, что присягнул ему, не намерен нарушать присягу и не последует за братом — как бы он ни был могуч — в этой попытке заменить Эдуарда Генрихом.
Подобную верность одного из Невиллов следовало бы щедро вознаградить, однако Эдуард отнесся к Джону с пренебрежением и тем самым совершил громадную оплошность. Казалось бы, он должен был высоко оценить верность Джона уже потому, что он Невилл. Но этого не произошло. Джон, удерживая Север для Эдуарда, уже видел себя лордом Севера. А Эдуард отнял у него Нортумберленд, пожаловал это графство Генри Перси и в утешение наградил Джона титулом маркиза Монтегю. Джон, после того как ради служения королю отвернулся от родных, счел его поступок черной неблагодарностью. Это явилось решающим фактором, поворотным пунктом. Поскольку Уорик командовал войсками на Юге, Джону достаточно было обратить свою армию против короля, чтобы захватить Север. Он так и сделал. Армия Эдуарда, видя, что он находится на грани полного поражения, Покинула его. Поэтому королю оставались только бежать из Англии.