Обреченная на корону
Шрифт:
— Все дело в Маргарите, — сказала мать, когда мы сидели за вышиванием. — Она настойчива и хочет, чтобы сын ее унаследовал престол.
— Отец ни за что не допустит этого, — ответила Изабелла.
— Это может оказаться ему не по силам. Будут сражения... и если военное счастье от нас отвернется... как бы хотелось спокойно жить!
— Мы и жили до высадки этой женщины, — сказала Изабелла.
— Эта женщина из тех, что никогда не сдаются. Она знает, чего хочет, и твердо намерена добиться своего — то есть английского трона.
— Ей никогда не победить отца; — твердо сказала
— Такое уже случалось, — напомнила ей мать.
— Но отец вскоре одержал верх.
— Он бы очень обрадовался твоей уверенности в нем.
— Он, по сути дела, король.
— Замолчи, детка! Не надо произносить этих слов.
— Но ведь нужно говорить правду.— Нужно, но, когда она опасна, от этого лучше воздерживаться.
— Отец вскоре одержит победу, — твердо сказала моя сестра. — Я не хочу опять ехать в Кале.
— Увы, дочка, возможно, придется.
Я удивилась, отчего мать так боится, и мне пришло в голову — оттого, что гораздо умнее Изабеллы.
— Вот так-то, — продолжала она. — Нужно молиться о победе и готовиться к поражению.
После этого мать в который раз принялась говорить о положении дел.
— Жаль, что у Эдуарда Третьего было столько сыновей. Появилось слишком много претендентов на трон. Странно, что мужчины стремятся обзавестись сыновьями.
На лице ее появилось печальное выражение, и мне захотелось извиниться за то, что я дочь, как и моя сестра, однако напоминание о том, что кое у кого сыновей может быть слишком много, обрадовало меня.
Несчастного Генриха мать жалела. Была уверена, что Генрих не хочет носить корону. Он был бы счастлив, ведя молитвенную, созерцательную жизнь. Ходили слухи, что ему хотелось бы стать монахом или священником. Может, если бы стал, то не сошел бы с ума. А теперь у него случались периодические приступы безумия. Повторялась история с его дедом, французским Карлом Безумным. Мать думала, что безумие могло достаться от матери: Оуэн Тюдор, происходивший из ее семьи, страдал такими же приступами.
Закончила она тем, что наш отец, самый значительный и могущественный человек в стране, очень умен, и, пока он у власти, Англии ничего
не грозит. Только мы не должны думать, что безопасность дается легко. Вокруг нас враги, и надо быть готовыми ко всему.
В тот раз мы избежали несчастья. Нам сообщили об этом курьеры. Маргарита, узнав, что граф Уорик с королем идут на Бэмборо, тут же отбросила мысль о битве и поспешила к своим кораблям. Бог, очевидно, заботился о сторонниках Йорков, потому что наслал шторм, разбивший ее флот.
Это была победа. Однако неполная. Пришли новые вести. Маргарита уцелела и прибыла с сыном в Берик; чувствовала она себя хорошо и была готова сражаться.
Повидав великолепного Эдуарда, я захотела побольше узнать о нем и его семье. Ричард охотно согласился о ней рассказать, это удивило меня. Во многих отношениях он бывал скрытен. Но семьей своей очень гордился.
— Твой брат-король именно такой, как ты описывал, — сказала я.
Ричарду это, разумеется, понравилось и привело его в общительное настроение.
— У меня есть еще один брат, — сказал он. — Георг. Под стать Эдуарду... только не совсем. И сестра Маргарита.
— Хорошо иметь много братьев и сестру, а у меня только Изабелла.
— Нас было семеро, — сказал Ричард. — Четверо мальчиков и три девочки.
— Семеро! Большая семья.
— Иметь большие семьи хорошо.
— Иногда может оказаться слишком много претендующих на трон сыновей, — сказала я, вспомнив слова матери.
Ричард пропустил это мимо ушей и продолжал:
— Чаще всего я видел близких мне по возрасту. Брат Эдмунд погиб вместе с отцом при Уэйкфилде. — Голос его слегка дрогнул. Я подумала, что ему никогда не забыть о том ужасном случае. — Двух сестер, Анну и Елизавету, отправили на воспитание в одно благородное семейство. Эдуард и Эдмунд воспитывались в Ладлоу. Я жил в Фотерингее с младшими, Георгом и Маргаритой. Георг на три года старше меня. Эдуард сделал его герцогом Кларенсом, а меня герцогом Глостером.
— Расскажи о Георге и Маргарите.
— Георг очень красив, и его все любят.
— Он такой же рослый красавец, как Эдуард?
— Не совсем. Таким не может быть никто. Но очень умен и привлекателен.
— А Маргарита?
— Она на три года старше Георга.
— И, наверное, красивая.
— Да, очень.
— Но не такая, как Эдуард.
— Не совсем. Я засмеялась.
— Все «не совсем», «не совсем».
— Ну, они хоть и очень красивы...
— ...но не столь совершенны, как король.
— Если будешь смеяться над членами моей семьи, я больше не скажу тебе о них ничего.
— Я не смеюсь. Только восхищаюсь. Расскажи, пожалуйста, еще что-нибудь.
— А что ты хочешь узнать?
— Хочу послушать, как ты жил в раннем детстве.
— Отец постоянно уезжал на войну.
— Как и все отцы.
— Мать зачастую уезжала с ним.
— Какая она?
Меня подмывало сказать: «Красивая, конечно, но не совсем такая, как Эдуард». Но я сдержалась. Не хотела сердить Ричарда. На большинство вещей он смотрел трезво, однако при мрачноватом взгляде на жизнь был фанатично предан своей семье и, видимо, считал всех ее членов гораздо выше простых смертных.
— Моя мать поистине красавица, — сказал он. — В юности ее называли Розой из Рейби. Они с отцом были очень привязаны друг к другу, она всюду ездила с ним при каждой возможности. Участвовать в битвах, разумеется, не могла, но зачастую, когда он сражался, она находилась где-то поблизости, чтобы не разлучаться с ним надолго.
— И у нее родилось столько детей?
Ричард кивнул.
— Мы все благоговели перед нею... больше, чем перед отцом. Эдуард очень похож на нее... внешне, а Георг, пожалуй, еще больше. Он был любимчиком Маргариты. Я ему завидовал. Сестра очень хорошо относилась к нам обоим, но было ясно, что Георга она любит сильнее. Он вечно делал что-то недозволенное, а Маргарита хоть журила его, но всегда находила ему какие-то оправдания, неизменно уверяла, что, чего бы он ни натворил, она все равно его любит. Ко мне тоже была добра, но не так, как к Георгу. Он был высоким, золотоволосым, сильным. Я не такой... не похож на него и Эдуарда. Маргарита не хотела показывать этого... но показывала.