Обреченные эволюцией, или Новые приключения веселых мусоров

Черкасов Дмитрий

— Ура танго — танцу настоящих парижанок!

Через мгновение он получил по физиономии от господина из-за соседнего столика, заявившего при этом, что танго — танец «позорного быдла», и потребовавшего незамедлительно исполнить вальс. Или, на худой конец, чардаш.

Но на очень худой.

— Лэзгынка давай! — подскочил к музыкантам кавказец. — Зарэжу!

Но кто-то успел своевременно метнуть ему в голову бутылку, и причем довольно удачно, так как любитель зажигательной ассы без чувств рухнул под стол.

Пронзительно завизжала какая-то дамочка. Гулко бабахнул под сводами зала

револьверный выстрел:

— Мазурку, мать вашу, под фокстрот!..

— Кто кого в рот?!

— Вот!

О стену, пролетев, грохнулся стул, рассыпавшись на все четыре ножки. Со звоном летящего стекла и приборов перевернулся стол, за ним другой… Кто-то отчаянно размахивал руками, пытаясь угодить по физиономии всем оказавшимся в досягаемости, кто-то, подхватив на руки свою спутницу, выносил ее на свежий воздух, кто-то просто орал, кто-то увещевал не в меру разволновавшегося приятеля: «Оставь ты этого… он добрых слов все равно не понимает, сколько ни бей!..» В общем, вечер у некоторых посетителей увеселительного заведения явно оказался прожитым не зря…

А меж тем танцевальная музыка закончилась.

Оперативники, поспешно раскланявшись и попутно увернувшись от пары пролетающих мимо бутылок, без промедления ретировались за кулисы. Танцоров мужественно сменил куплетист, насмотревшийся на своем веку на множество кабацких потасовок, а потому чувствовавший себя более-менее уверенно.

Плахов с Роговым еще не успели толком отдышаться, когда в гримерку вошел полковник Кудасов, за спиной которого виднелся, как минимум, удивленный Мухомор. Выразив свое восхищение новыми артистическими дарованиями, начальник контрразведки принялся рассуждать о временах и нравах. Скорее всего, вскоре он бы окончательно достал оперативников, которых спасло лишь своевременное появление Касторского, предусмотрительно объявившего антракт.

Сопротивление Кудасова, желавшего сказать артистам еще несколько теплых слов, было сломлено Бубой, который буквально утащил полковника выпить «всего один фужер шампанского» с девушками из кордебалета. Пообещав вскоре вернуться, Кудасов удалился.

— Ну, докладывайте, как думаете жить дальше, — угрюмо взглянул начальник РУВД на подчиненных, — почему не доложили о результатах работы к поставленному сроку?

— Мы… Мы сначала думали, что вас в контрразведку забрали, — залепетал Вася, — и расстреляли там…

— Не дождетесь! — прервал этот лепет Мухомор. — И вообще… Только не надо придумывать всякие поводы, чтобы пренебрегать исполнением служебных обязанностей. — А потом, несколько смягчившись, добавил: — Сами-то как? Вижу, удачно выбрались?..

Оперативники радостно закивали головами и поведали начальнику о приключениях последних дней. Тот, не перебивая, слушал, лишь иногда сочувственно покачивая головой.

— …А карту эту, — наконец подал голос Петренко, — карту я им хоть сейчас по памяти нарисую. Как-никак не зря истфак в университете оканчивал. Только, — Мухомор предостерегающе поднял вверх палец, — об этом пока никому ни слова. Пусть сначала помогут найти этот ваш чертов контейнер или как его там?.. В общем, успехов, ребята. А связь, как договорились, будем через сапожника держать…

Полковник Кудасов появился в гримуборной часа через

полтора, раскрасневшийся, перемазанный губной помадой, с расстегнутым гульфиком и в весьма благодушном настроении. К этому моменту все конфиденциальные вопросы уже были решены. Мухомор успел не только выслушать доклады своих подчиненных и надавать кучу ценных указаний, но очередной раз пообещать влепить по «неполному служебному соответствию», а также оказать содействие в поисках косого солдата из конвойного подразделения.

* * *

За два часа разговора по душам привязанный к стулу и повизгивающий Трубецкой поведал Ларину и Дукалису массу интереснейших подробностей из своей нелегкой жизни.

Как он в детстве чуть не попал под вертолет, впервые попробовав самогонки и уснув на взлетном поле местного аэроклуба.

Как начинающий бизнесмен торговал по электричкам пошитыми в братской Армении трусами, выдавая их за итальянские, и как бегал от ментов из линейных отделов на транспорте.

Как в пьяном безобразии метал тумбочки из окна гостиничного номера, попал по голове директору издательства «Виагриус» и свалил всю вину на валявшегося в отключке своего заместителя по кадрам.

Как и через кого переправлял за границу заработанную непосильным трудом копеечку…

В общем, Трубецкой выложил оперативникам целую кучу информации, однако ничего заслуживавшего, по их мнению, внимания так и не поведал.

Последней историей, рассказанной издателем, было вольное изложение на тему «Как мы с женой учили свою собаку лаять на звонок в дверь».

Пухлощекий Василий Акакиевич становился на четвереньки перед дверью. Его жена выходила на лестничную площадку, звонила, Трубецкой рычал и лаял, супруга заходила и давала мужу кусок сыра. Гендиректор жевал и причмокивал, поглядывая на сидевшую в прихожей овчарку.

Стоит отметить, что собака всё время тренировки смотрела на них как на идиотов.

Когда сыр кончился, чета Трубецких поменялась местами. Теперь уже мадам Трубецкая стояла на четвереньках перед дверью, а издатель выходил, звонил, переступал порог и давал лающей с энтузиазмом жене кусок сосиски. При этом он еще и пинал собаку.

Через полчаса супруга гендиректора смолотила два килограмма сырых сосисок и охрипла.

Собака молчала.

Василий Акакиевич поплелся в комнату, по пути пнув и жену, придумавшую сей способ обучения. Собака сбегала на кухню, принесла оттуда полную миску с сухим кормом, поставила перед Трубецким и уселась рядом, требуя продолжения шоу…

— Всё это, конечно, занимательно, — сказал Ларин, выслушав последнее повествование выдохшегося издателя. — Но я не понимаю, какое это имеет отношение к сути разговора…

— Именно, — поддержал коллегу Дукалис и слегка пошевелил носком ботинка.

Трубецкой заерзал.

— Но вы же не говорите, зачем пришли! — встрял Шариков.

— Как не говорим? — удивился Ларин.

— Не говорите! — хором заявили генеральный директор и начальник отдела продаж.

Дукалис задумался.

Действительно, в пылу обыска и обездвиживания Трубецкого и Шарикова опера как-то упустили из виду необходимость очертить допрашиваемым круг интересующих ментов вопросов.