Обреченный на смерть
Шрифт:
— Мы это выясняем, — покачал он головой.
Я закрыла глаза.
— Он был дома?
— Да.
— Один?
— Да.
— Этим утром?
— Возможно.
Меня охватила дрожь. Бедного старика бросили умирать одного в собственном доме.
Мне не удалось застать Макса на работе, поэтому я позвонила ему домой. В трубке было слышно, как плачет ребенок, а женский голос что-то громко ему выговаривает.
— Прости, что беспокою тебя дома.
— Все в порядке. Я буду рад, если появится предлог, чтобы выбраться
— Послушай, Макс, извини, что беспокою тебя в неурочное время, но мне нужна твоя помощь. Кажется, у меня неприятности, — перешла я к делу.
— Рассказывай, — велел он, и я послушно описала ему все, что произошло сегодня утром.
— Молодец, что позвонила, — сказал он, когда я закончила. — Я встречу тебя около участка через полчаса. Подожди меня на парковке.
Альвареса я застала там же, где и оставила, он стоял возле ящиков и с интересом разглядывал помещение. Я передала ему слова Макса, и он кивнул:
— Хорошо, тогда встретимся через полчаса.
Наблюдая за тем, как он уходит, я чувствовала себя маленькой и потерянной.
Мы стояли возле песчаных дюн и разговаривали, глядя на простирающийся перед нами океан. Адвокатов принято недолюбливать, однако на Макса это правило не распространялось. Он держался по-отечески, но не донимал опекой, он был прямолинеен, но не допускал оскорбительных выпадов. Чем-чем, а занудством он не отличался. Из-за твидового пиджака и галстука-бабочки, а также утонченных, почти аристократичных манер он казался несколько старше своих сорока пяти лет.
— Если я говорю тебе не отвечать на вопрос, молчи. Прекращай говорить сразу, как только я подам знак. Если ты не уверена относительно ответа, сначала шепотом обсуди его со мной, — инструктировал он меня. — Если ты знаешь ответ и я тебя не остановил, отвечай только на то, о чем спросили. Не давай никакой лишней информации. Чем короче будет твой ответ, тем лучше. Постарайся вообще отвечать односложно.
— А что, если я не смогу ответить односложно? Вдруг он спросит о моем впечатлении или о чем-то в этом роде?
— Если я тебя не останавливаю, попытайся ответить как можно короче. Не слишком распространяйся.
Я согласно кивнула. Океан был неспокоен. Пенистые бутылочно-зеленые волны казались огромными. Небо было затянуто тучами. Надвигался шторм.
Макс назвал сумму своего гонорара, и я обрадовалась, что моих сбережений хватит на оплату его услуг. Мы пересекли улицу и двинулись к полицейскому участку. Здание возвели совсем недавно, около двух лет назад, островерхой крышей серебристого оттенка оно было похоже на большинство прибрежных строений.
Альварес вышел нам навстречу, распахнув болтающиеся туда-сюда деревянные двери. Придержав их, он пропустил нас в участок.
— Спасибо, что пришли. Макс, как твои дела? — спросил он.
— Все хорошо. Спасибо, — ответил адвокат. — А как у тебя? Последний раз мы виделись на пикнике прошлым летом.
— Неплохое было времечко, правда? Кати, — позвал он, — мы
Откуда-то моментально выскочила крупная блондинка.
— Вы видели записки, которые я вам оставила? Вам звонили. — Она протянула ему розовые листы, которые раньше широко использовали для записи телефонных сообщений. Заметив нас, она вопрошающе уставилась на Альвареса.
— Это Джози Прескотт, — ответил он на ее немой вопрос. — А это адвокат Макс Биксби. Мы будем во второй комнате. Хотите кофе, чай со льдом или еще чего-нибудь? — обратился он уже ко мне.
— Нет, спасибо, — отказалась я.
— А ты? — спросил он у Макса.
— Я тоже ничего не хочу, спасибо.
Альварес провел нас по короткому коридору в унылую комнату, угол которой был забран металлической сеткой.
— Жутковатое зрелище, — кивнула я в сторону клетки.
— Не спорю. Но наши гости иногда бывают крайне несдержанными, и тогда без нее не обойтись.
— Я так и подумала.
— Садитесь. Я сейчас вернусь.
Стулья оказались жесткими и крайне неудобными. Я села так, чтобы не видеть клетки. Макс, расположившийся напротив меня, извлек из портфеля желтый блокнот. Облокотившись на оцарапанную поверхность деревянного стола, я уставилась на свои ладони. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только шелестом переворачиваемых страниц. Поэтому резкий щелчок захлопнувшегося замка прозвучал для меня как выстрел. Я резко вскинула голову и почувствовала себя птичкой, угодившей в клетку.
Часов у меня не было. Я перестала их носить, поскольку они то и дело мешали мне во время работы. Я не знаю, сколько времени мы с Максом просидели в одиночестве. Мне показалось, что очень долго, но из-за не покидавшего меня ощущения нереальности всего происходящего, вполне допускаю, что наше ожидание продлилось не более нескольких минут.
— Извините, что заставил вас ждать, — сказал Альварес, вернувшись с какими-то бумагами. — Мне передали предварительное заключение медицинского эксперта. Но прежде чем мы начнем, вы позволите мне включить запись?
— Запись? — переспросила я.
— Магнитофон. Это избавит меня от писанины.
Я взглянула на Макса, и тот согласно кивнул.
— Мы не против. Полагаю, мы потом получим расшифровку записи? — уточнил Макс.
— Конечно.
Полицейский быстро водрузил на стол маленький аппарат и утопил в корпусе кнопку. Вспыхнула красная лампочка, и раздался стрекочущий звук. Альварес объявил наши имена, дату и время допроса.
— Я ценю, что вы согласились помочь нам, — начал он. — И хотя это простая формальность, но прошу вас расписаться в том, что вам сообщили о ваших правах. — Альварес подтолкнул к Максу какой-то лист и зачитал мне «права Миранды». [1]
1
«Права Миранды» — право молчать, право иметь адвоката и право не говорить ничего против себя.