Обреченный странник
Шрифт:
— Откуда будешь, мил человек?
— А тебе чего? — недружелюбно ответил Иван, боязливо щупая глубоко запрятанные деньги и вспомнив предостережения Кураева.
— Да вижу, один сидишь, думаю, дай подсяду, может, нужда какая есть? Меня Федькой зовут, из подьячих я буду.
— Мне до тебя и дела нет, — сумрачно отозвался Иван, пододвигая поближе к себе графинчик.
— Зря ты так, паря, — добродушно хмыкнул Федор, — тебе моя помощь как раз и нужна, по глазам вижу. Ты послушай, чего скажу, послушай. Коль в Петербург человек приехал, — а то, что ты не местный будешь, за версту каждый поймет, — то,
— И в Берг–коллегию прошение составить можешь? — недоверчиво поинтересовался Иван, понимая, что лучше обратиться к этому подьячему, который наверняка знает все ходы и выходы, чем блуждать одному от учреждения к учреждению и без толку обивать пороги, тратить понапрасну время.
— Плево дело, — сморкнулся в рукав простуженным носом Федька, расскажи о своем деле. Может, тебе и не в Берг–коллегию вовсе надо прошение писать. Мигом определю. А пока, для разговора, плесни винца немного, коль не жалко.
Иван налил ему, не забыл и про себя, и неторопливо принялся рассказывать, с чем он прибыл в столицу, терпеливо слушающему и время от времени шмыгающему носом Федьке. Постепенно освоившись, его собеседник уже сам подливал себе вино, а когда графинчик опустел, то кликнул полового и велел наполнить его вновь. У Ивана вдруг неожиданно стало тепло на душе, поскольку он мог наконец–то все выложить без утайки, рассказал попутно и о тобольском губернаторе Сухареве, и о поездке к митрополиту, и о том, что привез с собой образцы руд на всякий случай, если потребуется выяснить наличие в них серебра. Когда он закончил, то Федька, не проронивший за время его рассказа ни слова и, хоть выпили они уже достаточно, ничуть не захмелевший, а все так же внимательно смотрящий на него, глубоко вздохнул и сообщил:
— Полтинник будет твое прошение стоить. Но гербовую бумагу купишь сам в лавке напротив и мне принесешь.
— Прямо здесь и писать будешь? — изумился Иван.
— Зачем здесь — дома напишу, а завтра поутру придешь и получишь прошение честь по чести. Только знаешь, чего я тебе скажу, в Берг–коллегию писать я бы не советовал.
— Это почему вдруг? Знающие люди говорили: именно туда и надо.
— Вот коль бы твой губернатор написал туда, тогда другое дело. Он лицо должностное, его бы бумагу без промедления рассмотрели. А тебе, мил человек, не меньше годика ждать придется.
— Неужто целый год? — поразился Иван.
— Ладно, коль год, а бывает и больше. Может случиться, потеряют твою бумагу или направят куда еще. Могут тому же губернатору в Тобольск отправить.
— Почему ему вдруг?
— А кто их знает, о том у них и спроси. Но я без малого десять лет такими делами занимаюсь, насмотрелся всякого. Мое дело тебе добрый совет дать, а там уж сам решай.
— Куда же писать, коль не в Берг–коллегию? — обречено спросил Иван.
— Могу дать совет, — хитро прищурившись, ответил Федька, — только выпить чего–то хочется. Закажешь еще? За меня не сумлевайся,
— Говори теперь, — когда они наполовину опорожнили и новый графинчик, потребовал Зубарев. — Надобно еще гербовую бумагу сходить купить, пока лавку не закрыли.
— За то не переживай, у меня приказчик в лавке старый знакомец будет, продаст хоть за полночь.
— Куда же обратиться присоветуешь? — вновь спросил Иван, заметив, что у него самого начал заплетаться язык, зато Федька выглядел молодец молодцом, видно сказывалась давняя привычка к употреблению крепких напитков. Он даже перестал носом шмыгать, а торопливо подбирал принесенную половым закуску, будто был полновластным хозяином за столом.
— Скажу, скажу, мил человек, — он до сих пор не поинтересовался, как зовут его собеседника, — только ты не пужайся, когда мой совет услышишь. А по моему разумению, надобно тебе прямо к государыне нашей, императрице, прошение писать.
— Императрице? — раскрыл рот от удивления Иван. — Думай, чего говоришь, образина, — разозлился он, сообразив, что зря потратил время и деньги на этого пьянчужку. Может, никакой он и не подьячий, а лишь прикидывается им, сидит, выдумывает на ходу всяческую ерунду.
— Мое дело предложить, а твое, мил человек, решать. Но знавал я про такие случаи, когда иной отчаявшийся человек, чтоб по канцеляриям, по приказам не ходить, дожидался возле дворца, когда государыня к народу выйдет, бросится к ней в ноги и вручит грамотку свою. Вот тогда уже точно дело сделается, — пьяно икнул он.
— А в острог меня за это не поволокут? — спросил о первом, что его тревожило, Иван.
— Могут и в острог, ежели у тебя грамотка та окажется крамольной или оскорбительной для государыни. Но я тебе ее так составлю, комар носа не подточит, все честь по чести будет.
— Возле какого дворца лучше ждать государыню? — шепотком спросил Зубарев подьячего, озираясь на всякий случай по сторонам.
— Нынче зима на дворе? Зима, — тряхнул головой Федька, — а потому государыня в это время в Зимнем дворце быть изволит. Опять же Рождество скоро, а на Рождество они завсегда в Царское село едут, то мне точно известно. У меня истопник знакомый, что при дворце служит, рассказывал мне не раз про это. Вот и дождись ее напротив, а потом выжди момент, прошмыгни меж караульных и кинься в ножки к государыне нашей.
— Может, и прав ты, — неожиданно согласился Иван, — коль прошение мое к государыне попадет, то мурыжить его долго не станут, а отпишут, как есть, сразу.
— Вот и я о том же толкую тебе битый час, — широко зевнул Федька, — дуй в лавку за гербовой бумагой, а я тебя тут подожду. Может, еще закажем по такому случаю?
— Нет, хватит с тебя, а то не напишешь ни фига, — слегка пошатываясь, встал из–за стола Иван. — Я счас, жди… — и направился на поиски лавки.
Когда он через четверть часа вернулся обратно в трактир, Федька мирно спал, опустив голову с большой плешью на затылке прямо на стол. Иван с трудом растолкал его, тот открыл глаза и трезвым голосом спросил: