Обретение мести
Шрифт:
— Можно с тобой? — робко спросила эта самая Ира, что за имя такое странное. — Мне страшно оставаться одной.
Незнакомец уже собирался что-то ответить, но его перебил Стефан:
— Никуда я не пойду, если можешь, что-то предъявить, — рассевшись на стуле и тем самым показывая, что не намерен, куда либо идти, — то давай прямо здесь.
Вместо ответа, мужик плавно и нежно отстранил от себя девушку со шрамом, взял с ближайшего стола нож, подошел к нашему начальнику стражи и очень быстрым и умелым движением пробил ему левую руку ножом и выдернул его обратно.
— Можно.
Он поднял взгляд на парня и спросил, все так же вежливо:
— Вы по прежнему желаете выяснять отношения тут, или все же выйдем за пределы здания?
Стефан взбесился. Оторвав часть своей рубахи, он наспех перемотал пробитую руку.
— Это было подло. В честном поединке у тебя не будет шанса, ничтожество, — сказал он незнакомцу. — Пошли, — это уже было нам.
На улицу вышли не только мы, но еще и собралось куча зрителей.
— Моим секундантом будет… — начал Стафан смотря на нас.
— Нет. Секундантов не будет, — спокойно ответил противник и вынул один меч. Вынул его довольно не обычным способом — обратным хватом. Но после этого он не сменил хват, а так и остался стоять.
— Ты даже меч держать не умеешь, — заржал Стафан и ринулся в атаку.
Я ожидал чего угодно, затяжной борьбы с победой незнакомца. Нравоучений и все равно победа незнакомца. Но ничего этого не было. На каждый выпад Стефана, его противник делал едва заметные движения, достаточные для того, что бы уйти от атаки и нанести маленький порез. После каждого такого движения он называл номер пореза. Так длилось до 20-го пореза. Потом что-то произошло непонятное, но Стефан застыл на месте, а незнакомец кружил вокруг него и наносил все новые и новые порезы. Со словами пятьдесят он остановился, а Стефан — корчась от боли, упал на землю. Незнакомец спрятал свой меч и обратился к нам.
— Там откуда я, была когда-то казнь «Тысяча надрезов». Суть ее заключалась примерно в том, что вы сейчас видели. На его теле 50 ран. Я не стану его убивать, по своим соображениям, но надеюсь, это его чему-нибудь, да научит. Можете его забрать.
Я поблагодарил его за снисходительность. Вместе с друзьями взяли тело нашего начальника и понесли его на корабль. Я не знаю, кого благодарить за то, что мы все остались живы, но я точно знаю, что не хочу встречаться с этим человеком в схватке по разным сторонам.
— Надеюсь, теперь мне не будут мешать ужинать, — сказал я, когда подошла Ира. И мы направились на постоялый двор. Там, на нашем столе, уже стоял весь заказ, включая сваренный мною глинтвейн, разлитый по кружкам.
— Сначала содержимое кружки, пару больших глотков, а потом приступай к еде. Молчи, потом поговорим, — прервал я ее, еще до реплики.
Десять минут тишины, нарушаемой только стуком примитивных столовых приборов. Доел я раньше, и сначала допил остатки в кружке, а потом наполнил себе еще кружку глинтвейна.
— Не доешь всего, разговора не будет, — поставил
Не согласная, но все же вернула тарелку с жареной картошкой и начала доедать, периодически попивая глинтвейн. Когда у нее закончилась первая кружка напитка, я уже допил вторую. И разлил остатки кастрюльки в обе кружки. Позвал подавальщиц, что бы забрали лишнюю посуду. Я просто наслаждался вкусом напитка. Допив, я встал из-за стола, за мной повторила движения Ира. И мы отправились в комнату.
— Ну, рассказывай, спящая красавица, о чем ты хотела поговорить? — начал первым я, так как Ира не решалась ничего произнести, а тишина, длиной в пять минут, напрягала.
— Вы назвали меня дорогим для себя человеком. Кто я для Вас? — задала она вопрос и продолжила, — Вы не ругаете меня, не бьете. Вы только заботитесь обо мне, это не нормально для рабыни.
— Кто ты для меня? — повторил я ее же вопрос, и сразу же на него ответил, — Дорогой для меня человек, не больше и не меньше. И кто тебе сказал, что ты рабыня? Я хотел тебе помочь. Я хотел освободить тебя от рабства. Я это сделал. Как дальше распоряжаться своей жизнью, решать только тебе. Ты свободный человек и сама решаешь свою судьбу. Все это время, я ждал, когда ты вернешься к нормальному восприятию окружающего, что бы мы могли обсудить все это. И пусть это грубо, но спасибо тому парню, что вернул тебе нормальное поведение.
— Свободна… я уже забыла что это такое, долгие семь лет рабства, — и она замолчала, только по глазам я понимал, что у нее идет мыслительный процесс.
— А я могу остаться с Вами? — придя к каким-то умозаключениям, спросила Ира.
— Теоретически можешь, практически же: ты уверена в своем выборе? Несмотря на твое недавнее состояние, думаю, ты заметила, что моя жизнь весьма непредсказуемая и полна опасностей. Уверена ли ты в правильности такого выбора?
Ира зависла. Похоже, я перемудрил с ответом. Ну, ничего, пусть думает.
— Уверена! — твердо получил я ответ.
— Добро пожаловать, — улыбнулся я ей.
— А можно просьбу? — боясь моей реакции, решилась все-таки спросить.
— Да, конечно.
— Не издевайся надо мной говоря что я красавица, — потупилась Ира, — знаю же что уродина.
— Не говори глупости. А природную красоту я тебе верну. И я не издевался, на моей родине, есть сказка, о спящей красавицей. Все что с тобой было, в некой мере похоже на события этой сказки. Так что я ни на миг не издевался.
— А расскажешь сказку?
— Расскажу. Зовут то тебя как?
— Ира, — незамедлительно ответила она.
— Ну, это имя, по сути, дал тебе я. А раньше тебя как звали?
— За столько лет я его просто не помню уже. И если честно, то и не хочу вспоминать. Той девушки больше нет. И мне нравится, как ты называешь меня этим именем, по тому не хочу менять.
— Подумай еще раз, может надо кого уведомить о твоем положении, родные или близкие?
— Нет, ни кого у меня нет… Ты не хочешь, что бы я оставалась с тобой? — сказано было это спокойным, даже меланхоличным тоном, а вот взгляд был с тревогой.