Обретенная любовь
Шрифт:
Эви знала, что ее собственная боль не пройдет так быстро, как боль Симоны.
На следующее утро Симона почувствовала, что не в состоянии сесть на лошадь. Сэм привязал лошадей к мулу, и они пошли пешком по редким тропинкам, протоптанным скотом. Других дорог не было, и продвижение их стало еще медленнее, чем в предыдущий день.
Эви поймала себя на том, что внимательно разглядывает Сэма, стараясь уловить сходство между собой и им. А все-таки странно сознавать, что у нее есть брат. Вот он, совсем рядом, но еще не знает об их родстве.
Эви не представляла, как рассказать ему
Мысль о том, что у нее есть отец, и пугала, и притягивала ее. Интересно, какова будет реакция Бэйли, когда он узнает, что она его дочь? Эви чувствовала себя виноватой не меньше, чем Адам, что так долго все скрывалось.
Адам. Чем упорнее она старалась выкинуть его из головы, тем больше думала о нем. Временами чувствовала, что сердце ее готово разорваться от тоски по нему.
В этот вечер они поставили свою палатку на стыке рек Сакраменто и Сан-Хоакин. Путешествие продвигалось медленно, и они находились всего в тридцати пяти милях от Сан-Франциско. Сэм был уверен, что Адам Ролинз уже в пути, уж он-то хорошо разбирался в людях. Сэм Монтгомери должен был часто полагаться на свою проницательность, чтобы остаться в живых, и на этот раз его интуиция подсказывала, что Адам вот-вот должен появиться.
На следующий день, прежде чем сесть на баржу, которая должна была переправить их через реку, Сэм бросил назад последний взгляд, надеясь увидеть Адама. Никого. Он отказывался верить своим глазам. В течение следующих пяти дней они пересекали бесчисленное множество речек, которые вились в густых лесах хвойных деревьев и дубов, проходили мимо старателей, сидящих на корточках в холодной воде и намывающих золото с помощью плоских оловянных кастрюль.
Предпочитая оставаться неизвестным, Сэм избегал общения со старателями, которых они встречали на своем пути. Однако женщины вели себя иначе и, проходя мимо, приветственно махали старателям, и иногда Сэм позволял незнакомцам разделить с ними скромный ужин. Большинство золотоискателей интересовались самочувствием женщин, предупреждая, чтобы они опасались раненых гризли, индейцев и легендарного главаря бандитов Хоакина Мурьету.
После третьего предупреждения Симона однажды ночью спросила Сэма:
— Кто такой Хоакин Мурьета? Сэм небрежно пожал плечами:
— Мексиканский бандит.
— Он в самом деле так опасен, как о нем говорят?
— А это зависит от того, кто говорит. Для некоторых людей он народный герой, Робин Гуд. Меня не так беспокоит Мурьета, как раненые гризли и индейцы.
Если местность позволяла, они ехали верхом, но большую часть времени приходилось идти пешком. Днем стояла невыносимая жара, а ночью было холодно. Они пересекали заросли, кишащие лосями, и усеянные камнями каньоны, где не было видно никакой живности, кроме ящериц, снующих между валунами, спотыкались на разбросанных повсюду камнях, задыхались от пыли, поднимающейся с русел пересохших речек, мокли в холодных горных потоках и ложились на ночь в своих спальных мешках с болью в ногах от натертых мозолей.
Над ними вздымались покрытые снегом вершины Сьерра-Невады. Конечный пункт их путешествия находился где-то в темной полосе леса, опоясывающей склоны гор.
К этому времени Эви уже была уверена, что носит ребенка Адама. Она ничего не сказала об этом ни Сэму, ни Симоне. Если бы Сэм узнал, то немедленно повернул
Карта Бэйли показывала, что их маршрут пролегал параллельно реке Туолумме, ведущей к городу Сонора. Сэм обещал, что как только они достигнут города, то остановятся там, чтобы переночевать и пополнить запасы продовольствия. Перспектива горячей ванны и чистой постели была достаточным стимулом, чтобы продолжить движение.
Когда они наконец въехали верхом в Сонору, обеим женщинам показалось, что они попали в иной мир. В городе царила праздничная атмосфера, группы мексиканцев сидели на ярких пледах, расстеленных на земле, разговаривая и играя в карты под легкими навесами, установленными вдоль улиц.
Игральные столы по обеим сторонам улицы были покрыты золотистыми скатертями. Старатели в сопровождении полуголых женщин толпились вокруг этих столов, играя в «монти», «фараона» и популярную французскую карточную игру, которую они называли «двадцать одно». Крики и смех гуляк заглушали шумный звон гитар, звуки скрипок и мексиканских флейт.
Голодные путешественники увидели множество столов, уставленных пирогами, горячим мясом и холодными напитками, обложенными снегом с гор.
Они спешились перед деревянным строением с вывеской «Отель старателей» над дверью. При виде пьяного старателя, которого полуодетая женщина тащила под тент, Эви повернулась к Симоне с пренебрежительной гримасой:
— Как ты думаешь, это Содом или Гоморра?
— Я подозреваю, дорогая, что по одну сторону улицы Содом, а по другую Гоморра, — с усмешкой ответила Симона.
Глаза Эви озорно блеснули, когда она наклонилась и шепнула Симоне на ухо:
— Я не могу дождаться, чтобы познакомиться со всем этим поближе, а ты?
Они захихикали.
Сэм, зная, что женщины любопытны и наверняка захотят побродить по городу, тут же пресек их намерения:
— Надеюсь, девочки, вы выбросите эту мысль из головы. Я помещу вас в комнату и хочу, чтобы вы оставались там.
— А что ты собираешься делать, Сэм Монтгомери, пока мы будем спать ночью? — язвительно спросила Эви и подморгнула Симоне.
— Спать на полу рядом с вами, — со вздохом ответил Сэм.
— Неужели мы не можем немного побродить, осмотреться? — спросила Эви, оглядываясь на оживленную улицу.
— Идите внутрь, леди, — сказал Сэм, направляя их твердой рукой.
Эви и Симона воспользовались одним чаном воды для купания, чтобы сэкономить деньги и время, а Сэм пошел в конюшню к лошадям и дал им корм. Когда он вернулся, они сияли чистотой и свежестью.
После еды Сэм, верный своему слову, постелил соломенный тюфяк на полу. Когда ровное дыхание Эви возвестило о том, что она уснула, Симона осторожно слезла с постели и направилась к тюфяку.
— Сэм, если ты хочешь пойти поиграть в карты, то иди, — прошептала она.
Он сжал ее руку.
— Ничто в этом городе не интересует меня так, как ты, мышка. — Сэм уложил ее рядом с собой, и они уснули обнявшись.
На следующее утро, когда путешественники вышли на улицу, весь город уже купался в солнечном свете. Утром оживление на улицах было ничуть не меньше, чем прошлым вечером. Шум не стихал, и по-прежнему шла активная игра в карты.