Обретенные
Шрифт:
– Лейла!
Новый окрик ненавистного отчима заставляет вздрогнуть и ускориться. Он может наказать так, что и ад покажется раем. Нет, телесных наказаний он в отношении меня не приемлет. Зачем портить нежную светлую кожу хлыстом, когда можно наказать иначе? Два дня без воды живо сделают из меня послушную овечку, готовую добровольно идти на заклание. Испытано не раз.
Я одернула длинное платье и накинула на себя черную абаю. Н голову дополнительно намотала еще один платок так, чтобы вездесущий песок не лез в глаза и дыхательные пути.
Справившись с одеянием, поспешила одернуть
По традиции, живущей в пустыне, я не имею права обращаться к мужчинам, не принадлежавшим моему роду. Хоть помирай, но не смей просить от врага помощи. Придется терпеть голод и жажду, пока эти самовлюбленные мужланы не догадаются меня покормить.
О том, что я теперь принадлежу роду Абу-Тисан, я узнала только перед сном. Видимо, отчим предполагал, что я попытаюсь сбежать и поэтому молчал до последнего. Я бы сбежала, честно. Эта часть пустыни мне знакома как свои пять пальцев, да и город с российским посольством не так далеко, как кажется на первый взгляд.
До этого дня я не решалась на столь отчаянный шаг - одной уйти в пустыню, но после вчерашнего известия была готова исполнить его во чтобы то ни стало. Увы и ах, но приставленная отчимом охрана пристально следила за мной, не давая выйти из шатра. Момент был безнадежно упущен.
Отчим подвел меня к одному верблюдов и шипя, как змея, произнес:
– Не смей позорить меня, Лэйла! Будь послушной женой своему господину!
Кивнув, молча взобралась на лежачего верблюда. Как же мне все надоело! Эта жара, эта пустыня, эти безмозглые бараны, готовые душу продать за возможность получить деньги. Господи! За что ты так со мной? Где я провинилась, чтобы так расплачиваться за грехи своей родительницы?
Отчим, словно удовлетворившись моим кивком, подошел к стоящим мужчинам.
Перекинувшись с ними парой фраз, он протянул одному из них мой паспорт с красной обложкой. Вот и все. Я теперь никогда не смогу выбраться из этой пустыни.
Хотелось орать, биться головой и плакать от безысходности. Но что толку? В лучшем случае меня свяжут и перекинут как тюфяк, а в худшем... даже думать не хочется.
Меланхолично лежавшие верблюды пришли в движение. Наездники кричали, выстраивая их в одну колонну. Четыре дня пути и новая, неизвестная мне жизнь. Такая же безрадостная, как и последние два года.
Удушающая жара и бесконечное движение выматывали меня до основания. Как я и предположила, эти идиоты не позаботились обо мне, словно и вовсе забыли. Лишь к вечеру я смогла напиться и немного перекусить зачерствевшей лепешкой и вяленым мясом. Так себе еда, но за неимением лучшего пришлось жевать то, что дали.
Ночевали мы под открытым небом. Мне, как женщине, выделили небольшую палатку, настолько дырявую, что я всю ночь мучалась от набежавшего в нее песка и холода пустынной ночи.
Перед рассветом меня подняли на ноги, накормили небольшой лепешкой и дали сделать пару глотков воды. Вот и весь завтрак.
Новый день и новые испытания. Я уже была настолько измучена, что не сразу обратила внимание на заволновавшихся
С непониманием переводила взгляд то на одну фигуру, то на другую. Мужчины были не только обеспокоены че- то, но, как бы это странно не звучало, явно испуганы. Интересно, а что так сильно напугало детей пустыни? Не буря же?
Я подняла голову и начала осматриваться вокруг. Ничего необычного, если не считать небольших завихрений песка под ногами нашего транспорта. Особого страха перед бурей я не испытывала. За те годы, что я прожила здесь, мне приходилось не раз переживать такое природное явление.
Мои сопровождающие спешили, понукая своих животных чуть ли не бежать. К вечеру я настолько обессилела, что не хотелось больше жить. А зачем, если там, куда меня продали, меня ждет участь рабыни?
Мысль о побеге с каждым прожитым часом крепла во мне все сильнее и сильнее. Выжить в незнакомой мне части пустыни просто нереально, но это лучшее, что я смогу для себя сделать. Если попаду в шатер к мужу, мне уже не сбежать. В лучшем случае буду жить как мама, покорно раздвигая свои ноги.
И вновь нехитрый ужин, позволяющий лишь поддержать организм, а не пресытить его калориями. Я и так по словам первой жены отчима неприлично худая, а после такого путешествия от меня останутся только кожа да кости.
Палатку для меня на этот раз ставить не стали. Велели лечь подле своего верблюда и спать. А как уснуть, если в голову то и дело лезут упаднические мысли? Как уснуть, когда ветер с остервенением бросает в лицо колючий песок? Но усталость взяла свое, и я не заметила, как отключилась, накрыв лицо платком.
Проснулась я от криков мужчин, что пытались утихомирить взбесившихся животных. Утро, но солнца, как ни странно, почти не видать. Взглянув на горизонт, я замерла от навалившегося на меня страха. В дали темнело быстро приближающееся к нам нечто. Песчаная буря.
Огромная высокая стена из поднятого вверх песка не сулила нам ничего хорошего. Остаться с ней один на один на открытой местности, значит сыграть в лотерею, где шанс на удачу сводится один к ста. Нам вряд ли удастся ее пережить, даже если и выживем, то не все. Теперь мне был понятен страх и нервозность моих сопровождающих. Такого я еще точно никогда не видела.
Решение действовать незамедлительно пришло совсем неожиданно. Уж лучше так, чем продлевать агонию своей смерти. Пока мужчины седлали своих верблюдов, я вскочила на своего и поскакала прямо в самое сердце песчаного урагана. За спиной слышались гневные окрики сопровождающих, которые спешили вслед за мной.
Я чувствовала, что не успеваю. С трудом удавалось держать перепуганное животное в узде. Но я не справилась, банально не хватило для этого сил. Испуганный верблюд резко повернул назад, сбрасывая меня на зыбкий песок.
Черт! Черт! Черт! Только не это! Осталось всего чуть-чуть, и я была бы свободна!
Подхватив полы своего одеяния, я что есть мочи побежала вперед. Всего сто метров отделяло меня от песчаного вихря. Сто метров до свободы. О том, чтобы наложить на себя руки я не думала никогда. Боялась, что моя грешная душа навечно застрянет в адовом котле.