Обретешь в бою
Шрифт:
И Збандут подверг начальника отдела настоящему допросу. Где учился? Кем работал? С кем работал? У кого воспринял эту удобную формулу— «не принято»? Что читает по специальности? Ах, мало времени. Есть способ найти время — перейти на менее ответственную должность. А разве работа с Даниленко ничему не научила? И не технический ли отдел должен быть самым инициативным? Ведь он — мыслящий центр завода, ему полагалось бы снабжать в избытке серым веществом всех остальных.
Пробирал, пробирал, а под конец успокоил:
— Не
Ошеломленный начальник отдела ушел, забыв даже, зачем явился.
В приемной, вытерев пот с большого за счет пролысины лба, он спросил Ольгу Митрофановну:
— Что, не в настроении?
— Был бы не в настроении, посоветовала бы зайти в другой раз. Наоборот, он сегодня в хорошем расположении духа. Даже весел.
— Бог мой! — удрученно вздохнул инженер, приостановившись у двери. — И это называется «весел»! Что же будет, если он загрустит!
На столе секретарши зажужжал зуммер.
— Он очень был расстроен? — спросил Збандут, когда Ольга Митрофановна вошла в кабинет.
Впервые за долгую секретарскую жизнь директор завода спрашивал у нее подобное, и у Ольги Митрофановны на минуту парализовалась речь.
— Мне кажется, он перепуган насмерть.
— Вызовите его ко мне на пятнадцать пятнадцать. Совсем упустил из виду спросить, зачем приходил. Эх, некрасиво…
Следующий посетитель удивил Ольгу Митрофановну несказанно. В приемную вошла Вера Федоровна Сенина, сказала, что ей назначен прием.
— А ну-ка честно: когда вы предполагали явиться пред мои ясные очи и потребовать, чтобы те теплые слова, которые я когда-то предпослал, получили материальное воплощение? — притворно сердито спросил Збандут.
— Если по-честному — то не скоро.
— А почему? Вы же знаете, что я меценат, так сказать, покровитель искусств…
— Балет — не первоочередная ваша забота. И потом… Многие говорили нам теплые слова…
— По-вашему получается, и я не должен ни у кого ничего требовать, понимая, что у министра, например, дел больше, чем у меня. Короче говоря, вот что. Принесите подробную смету расходов на первое необходимое. И не обкрадывайте себя. Из большого малое сделаешь — этим искусством у нас бухгалтеры владеют в совершенстве, а вот из малого большое — зубами не вытянешь. Так что давайте завтра же, пока я еще директор.
Збандут достал из стола толстый альбом, довольно потрепанный с виду, протянул Сениной.
— Мой первый вклад.
Вера Федоровна открыла альбом. Эскизы театральных костюмов. Не удержалась, стала перелистывать толстые страницы. Нашла костюмы к «Баядерке» и увидела, что они и близко не походили на те бурнусы, в какие одела она своих подопечных.
— Что впереди? — поинтересовался Збандут отнюдь не из вежливости.
— «Лилея».
— Это уже вторая ступень трудности. А как ваша очаровательная
— Только-только вернулась со своим партнером из турне по Дании.
— О, вот они какие у вас!
На губах Веры Федоровны заиграла улыбка.
— Сенсационный успех! Сначала, правда, принимали с недоверием, решив, что им вместо любителей Советы подсунули профессионалов. Приходилось Хорунжему спускаться в зал и показывать свои натруженные руки, руки рабочего человека, имеющего дело с металлом и машинным маслом, не отмывающиеся добела.
— Интересно. Я обязательно приду на первый же спектакль с их участием.
Вера Федоровна вдруг заторопилась. Пробормотала какие-то слова извинения, коротким рывком пожала руку Збандуту и быстро вышла.
Тотчас же в кабинете появилась Ольга Митрофановна.
— Чем вы так доняли эту стоическую женщину?
— Я?.. — Збандут и впрямь, казалось, чувствовал себя виноватым. — Вот те на.
— Прошмыгнула мимо меня в слезах.
— Странно…
Збандут рассказал о разговоре, и Ольга Митрофановна успокоилась.
В середине дня появился Рудаев. Вид как у именинника. Еще бы! Воскрес из мертвых. Такая радость не скоро проходит.
Директор поднялся ему навстречу.
— Вижу, повеселел. Что, крепко пережил, когда с завода выперли?
— Уже образовался иммунитет. Второй раз в этом году, — попробовал отшутиться Рудаев.
— Дурная привычка, — не приняв шутки, укоризненно заметил Збандут. — Тем более что первый раз по заслугам. Убежден в своей правоте — стой насмерть.
— Я и стоял насмерть. А финал один — снова выгнали. В общем, направо пойдешь, налево пойдешь…
Збандут рассмеялся, и Рудаев неожиданно для себя увидел не только обаятельного, но и жизнерадостного человека.
— Второе увольнение почетное, дорогой мой. Вот если меня погонят за остановку строительства, право же, гордиться буду.
— Сейчас не погонят, но при случае припомнят, — на правах равного сказал Рудаев.
— Кстати, учтите, вскоре и третий раз может такое случиться.
— За что же в третий? — Рудаев недоуменно покосился на директора, решив, что тот шутит.
— А мы, Борис Серафимович, одной веревочкой связаны. Если меня уберут, то и вас не задержат. Ну как, не появились дополнительные соображения к тагинской декларации?
— Все, что знал… — смутился Рудаев.
— Создал песню, подобную стону… — нараспев протянул Збандут и посмотрел на Рудаева, пригнув голову к плечу. — В Кривом Роге не были?
— Не успел.
— Завтра выезжайте. Там рвут и мечут — тоже должны строить цех, подобный нашему. Присмотрите людей, которых полезно пригласить на совещание. И заодно — начальника для нашего цеха. Только обязательно из молодых. Не забудьте позвонить по телефону, где вас искать, — совещание состоится со дня на день. Что на стройплощадке? Тишь?