Обрученная с розой

Вилар Симона

Теперь противники стояли друг перед другом. В руке Делорена по-прежнему была цепь, а Майсгрейв выхватил меч. От первого удара шотландец успел увернуться и сам сделал столь ловкий выпад, что цепь с гирями обвилась вокруг лезвия меча противника. Стремительным движением он вырвал его из рук Майсгрейва. Клинок, звеня, отлетел прочь. В первое мгновение Майсгрейв был обескуражен – так легко лишиться оружия! Это дало шотландцу возможность нанести рыцарю новый страшный удар. Майсгрейв отшатнулся и стал, в свою очередь, нащупывать цепь, но на миг замешкался, зацепившись шипом за одно из креплений доспехов. Делорен тут же воспользовался заминкой, чтобы вновь обрушить на рыцаря удар тройной цепью. Две гири скользнули по шлему, а третья вместе с цепью обвилась вокруг его шеи. Шотландец тотчас заметил это и рванул

цепь на себя. Майсгрейв упал на колени, оказавшись при этом так близко от противника, что смог обхватить его вокруг туловища. Он поднял Делорена в воздух и отшвырнул его прочь, однако при этом сам потерял равновесие и рухнул лицом вниз, вгоняя в тело обломок копья, торчавший из кирасы. Адская боль заставила его вскрикнуть. Наконечник, прорвав кольчугу, вонзился в грудь и, раздирая мышцы, скользнул вдоль ребер. Вместе с тем так мешавший рыцарю обломок древка остался на земле. Пошатываясь, Филип стал подниматься, видя сквозь красный туман, как Делорен, размахивая цепью, направляется к нему. Филип увернулся от нового удара, но тут же споткнулся о свое седло и едва не упал снова. Делорен замахнулся, но Филип подхватил седло, прикрываясь им как щитом. Окованное сталью, оно выдержало удар. Филип поискал глазами свой меч. Оказалось, он лежит поблизости, но Делорен и не думал давать Майсгрейву ни малейшей передышки. Левая рука шотландца по-прежнему бессильно висела, зато правой он орудовал, как молотобоец в кузне. Седло, которым прикрывался Майсгрейв, треснуло, но и рыцарь, в свою очередь, нанес противнику цепью несколько ударов, заставив шотландца попятиться. В следующий миг их цепи переплелись, и Майсгрейв вырвал оружие из рук соперника.

Делорен отскочил на несколько шагов. Выхватив меч, он описал им широкую сверкающую дугу и нанес Майсгрейву сильнейший удар. Рыцарь вновь успел подставить седло, которое на сей раз было разрублено едва ли не пополам. Памятуя, как ловко Делорен лишил его меча, Филип попытался повторить тот же прием, но не добился успеха и смог лишь задержать удар противника. При второй попытке его вновь постигла неудача. Рыцарь стал отступать, приближаясь к своему мечу и ловко уклоняясь от наносимых шотландцем ударов.

На трибунах стоял рев. Зрители оценивали каждый выпад, склоняясь на сторону то Делорена, то Майсгрейва. Глаза их лихорадочно блестели, многие вскакивали на скамьи, чтобы лучше видеть, старые рубаки восхищались великолепным боем, дамы бледнели и ахали. Даже король подался вперед, с жадностью наблюдая за происходящим на поле.

Граф Уорвик, неотрывно следивший за поединком, негромко сказал:

– Клянусь Святым Иоанном Беверлийским, этот Майсгрейв серьезно ранен, но держится молодцом. Я думал было, что Делорен легко расправится с ним, однако сейчас я отнюдь не уверен в этом.

Он взглянул на дочь. Анна сидела без кровинки в лице, прижимая к груди подаренную Майсгрейвом ладанку.

– Анна, – обратился к ней отец.

Девушка не ответила. Она не слышала и не замечала ничего вокруг, словно окаменев. Лишь глаза жили на ее лице.

– Анна, – вновь повторил Уорвик и коснулся плеча дочери. – Будь спокойна. С помощью Божией твой рыцарь выйдет победителем.

Анна не шелохнулась, зато сидевшая по другую сторону от Уорвика королева Маргарита повернула к графу гневное лицо:

– Вольно же вам так говорить, милорд! Складывается впечатление, что более всего остального вам и вашей дочери дорога Белая Роза.

По лицу Уорвика скользнула тень раздражения.

– Он англичанин, моя госпожа, и ничто не заставит меня сочувствовать шотландцу и желать гибели своему соотечественнику. Вы же в душе остались француженкой, мадам, и вам не дано понять, какие чувства бродят в крови англичан по отношению к жителям Каледонии.

Королева поморщилась.

– Для меня он всего лишь йоркист, человек, принадлежащий к партии, лишившей меня трона.

В этот миг Анна Невиль стремительно подалась вперед.

– Меч! Он поднял-таки меч!

– Ну и что?

Анна облегченно вздохнула.

– Когда Майсгрейв с мечом, одолеть его может только Бог!

И, словно в подтверждение слов девушки, Майсгрейв ринулся в наступление. Меч блистал в его руках будто молния. Он отбросил ставшее теперь бесполезным седло и яростно атаковал шотландца. Делорен по-прежнему

парировал удары, но былой уверенности в нем уже не было. Ему пришлось отступить. Раз, затем еще раз он не смог ответить на удар, и Майсгрейв рассек его наплечник, оглушил ударом по шлему. Теперь Филипом овладела спокойная уверенность, и он действовал с молниеносной быстротой. Казалось, любимое оружие влило в него новые силы. С этого момента исход поединка стал казаться предрешенным. Трибуны рокотали, словно бурное море: кто пытался подбодрить отступавшего шотландца, кто ликовал, видя превосходство английского рыцаря. Он же, словно забыв о ране, разил, рубил, колол. Дыхание стало хриплым, а от ударов его меча толедская сталь доспехов шотландца казалась измятым пергаментом и утратила блеск. К тому же удар по шлему прогнул забрало, и это сузило поле зрения Делорена. Он дважды промахнулся, и Филип воспользовался этим, чтобы нанести противнику такой удар, что шлем его раскололся будто орех, а сам шотландец зашатался и как подкошенный рухнул к ногам Майсгрейва.

Трибуны замерли. Падая, Делорен сбил с ног и английского рыцаря. На какой-то миг он оказался сверху. Это был его последний шанс. Отчаянно крича, он нанес Майсгрейву удар, в который вложил остаток сил. Лишь чудом Филип успел подставить меч, но тот переломился, и удар, уже вскользь, все же пришелся по забралу рыцаря. Лежа на спине, Майсгрейв мог видеть лишь верхнюю часть лица противника, его бешеные, налитые кровью глаза. Чутьем угадав, что второй удар последует незамедлительно, рыцарь высвободил руку и с силой погрузил обломок меча прямо в этот светлый, пылающий ненавистью глаз по самую рукоять. Хрустнула кость, конец обломка вышел из затылка Делорена, и сквозь прорези в забрале на лицо Майсгрейва хлынула теплая алая кровь. Противник обмяк, Майсгрейву стало трудно дышать, и он невольно глотнул заливавшей ему лицо крови. С трудом сбросив с себя тело противника, Филип поднял забрало и вдохнул чистый прохладный воздух. К нему уже спешили оруженосцы. Он стоял пошатываясь, с залитым кровью лицом и ошеломленно озирался. Он видел ликующие трибуны: дамы махали платками, на поле дождем летели цветы. Гремели трубы, глашатаи прославляли его имя.

Филип опустился на колено возле поверженного противника и взялся за обломок клинка. Он потянул рукоять – и густеющая кровь волной выхлестнулась из страшной, зияющей раны. Рыцарь снял перчатку и опустил веко на уцелевшем глазу воина.

– Прости, шотландец, – глухо сказал он. – Мы давние враги, а потерять старого врага порой столь же тяжело, как и друга. Я не хотел убивать тебя на потеху зрителям. Какое дело всем этим иноземцам до корней нашей вражды, и сегодня мы, играя со смертью, лишь повеселили их. Такова наша участь. Прощай, Делорен.

Филип встал. Его вдруг охватила безмерная слабость. Вокруг толпились какие-то люди, смеялись, что-то кричали ему. Но невнятный гул их голосов слабел, стал удаляться и сделался совсем неразличим. Багровая пелена заволокла свет. Покачнувшись, он рухнул на землю.

34. Охота в Венсенском лесу

Когда Филип Майсгрейв вернулся к действительности, то не сразу понял, где находится. Из глубины сознания всплывали картины схватки, лязг мечей, маячило залитое кровью лицо Делорена. Потом мысли стали проясняться, он осознал, что лежит на широкой постели, покрытой тонкими, пахнущими лавандой простынями. Над головой был богатый полог, а подле кровати на столике – небольшая, оправленная в серебро лампа. При ее мерцающем свете он убедился, что находится в узкой комнате с единственным стрельчатым окном, сквозь которое видно темное, усыпанное звездами небо.

«Уже ночь, – отметил рыцарь. – Но где же я? Ведь это вовсе не та комната, в какой я останавливался в Бургундском отеле».

Во всем теле он ощущал страшную слабость. Туго перетянутая грудь мучительно ныла, хотя резкой боли уже не было. Руки и ноги ломило, а во рту все еще стоял вкус крови. Филип лежал, пытаясь вспомнить, что же произошло. Он знал, что серьезно ранен, а соперник его погиб, потом на какое-то время сознание оставило его. Итак, где же он теперь?

Звук, донесшийся справа, привлек его внимание. Он повернул голову и увидел, что в изголовье его кровати стоит кресло, в котором мирно похрапывает упитанная монахиня.