Обрученные с севером. По следам «двух капитанов»
Шрифт:
в) не предпринимать никаких операций по управлению промыслом без предварительных смет сих операций, одобренных и подписанных А. Н. Брусиловой, а генеральный баланс представить к концу года точный и самый подробный, подтвержденный книгами и наличными документами;
г) нанимать надлежащий экипаж с возможной осторожностью в выборе людей и вообще охранять шхуну от могущих быть несчастий.
3. Я, Г. Л. Брусилов, имею право просить А. Н. Брусилову о высылке мне необходимых сумм, но ни в коем случае не могу кредитовать от ее имени и все расчеты производить наличными деньгами.
За труды. Г. Л. Брусилова А. Н. Брусилова уплачивает ему из чистого остатка двадцать пять процентов,
А вот отрывок из письма Георгия Львовича к матери, датированного 14 сентября 1912 года:
«…Вообще, она (Ерминия. — Примеч. авт.) очень милый человек. И если бы не она, то я совершенно не представляю, что бы я делал здесь без копейки денег. Она получила 200 рублей и отдала их мне, чем я смог продержаться, не оскандалив себя и всю экспедицию…».
Можете представить себе состояние руководителя экспедиции, боевого офицера, находящегося в такой ситуации? Из этих документов становится очевидным, что Георгий Брусилов так же, как и его тезка, Георгий Седов, уходил в этот суровый поход с чувством должника, которому никогда не суждено расплатиться. И оба они были готовы скорее погибнуть, нежели с бесчестием вернуться домой. Выбор до банальности прост: триумф или смерть. «Человек обычно поступает лучше всего, когда он не связан никакими финансовыми соображениями». Эти слова принадлежат Роберту Фолкону Скопу — человеку, снарядившему и возглавившему две тяжелейшие экспедиции в Антарктиду, кстати сказать, тоже во славу своей Родины.
Ко всему прочему, в Копенгагене уходящую в героический поход шхуну посетила вдовствующая императрица Мария Федоровна, и об экспедиции раструбили во всех газетах, причем не только в России. Но кому какое дело было до трудностей лейтенанта Брусилова? Да и вряд ли он сам поделился даже со штурманом своими проблемами. Уверяя колеблющуюся команду, что сам покинет судно, если не будет иного выхода, Брусилов в качестве аргумента приводит пример американской экспедиции лейтенанта Де Лонга на яхте «Жаннетта». После того как 13 июня 1880 года раздавленное льдами судно затонуло, его экипаж на трех шлюпках отправился к материку. Пример, прямо скажем, не совсем удачный, так как происходило это все совсем в другом районе Ледовитого океана, одна из шлюпок исчезла бесследно, а сам Де Лонг с частью экипажа погиб в устье Лены от голода и морозов.
Итак, после того как Альбанов подробно обрисовал экипажу реальное положение дел, в команде «Св. Анны» начинается разлад и брожение. В начале осени 1913 года происходит событие, ставшее точкой невозврата в отношениях капитана и штурмана. В найденном дневнике машиниста Губанова не все числа можно с уверенностью разобрать, но по контексту однозначно понятно, что это случилось еще до 16 сентября. Готов биться об заклад, что нечитаемая в нем дата — 9 сентября 1913 года. Именно в этот день в судовом журнале капитан оставляет запись: «отстранен от своих обязанностей штурман Альбанов…».В своем дневнике Владимир Губанов так описывает произошедшее:
«… капитань и штурманъ поругались… Шленский… разнимала ить… Денисовым…».
Всего одна неполная короткая строка, но сколько в ней значимого! А видимо, было так. Очередная словесная перепалка в коридоре между Брусиловым и Альбановым переросла на этот раз в настоящую потасовку. Основная часть команды размещалась в нижнем кормовом салоне, превращенном к тому времени в общую каюту. В верхнем же размещались привилегированные каюты капитана, штурмана, «барышни» и двух гарпунеров: Шленского и Денисова. Они-то, первыми услышав ругань, и разняли капитана со штурманом. После такого скандала Валериану Ивановичу ничего другого не оставалось, как попросить
«Обреченность этого похода одиночки по страшному в своем коварстве льду океана они понимали оба. Это было приговором к смерти, но, ослепленные гневом, другою выхода они не видели».
Это рассуждения знаменитого полярного штурмана В. И. Аккуратова. При всем моем уважении к Валентину Ивановичу, позволю себе с ним не согласиться. Заключение его базируется на книге Альбанова, в которой записано:
«Из этих приведенных мною выписок видно, что сначала я один собирался уходить с судна и только 9 января мне было объявлено Брусиловым, что со мною он отпускает и часть команды».
Но тут Валериан Иванович, мягко выражаясь, немного лукавит. Сын полкового врача, добившийся всего в своей жизни самостоятельно, в общении с матросами Альбанов был требователен, но прост, и они искренне уважали его за это. И кому, как не ему, лучше знать настроение команды и быть в курсе разговоров о судьбе корабля. Возможно, если бы единомышленников не нашлось, штурман и в одиночку покинул бы судно, и тогда это действительно было бы форменным самоубийством. Но все-таки он небезосновательно надеялся на поддержку какой-то части команды. Не вижу здесь ни смысла, ни повода укорять его за это. Возможно, что штурман именно так и написал об этом в несохранившемся оригинале своего дневника. А то, что мы имеем возможность прочитать сейчас в его книге, может быть всего лишь коррекция Л. Л. Брейтфуса [96] , к которому 10 августа 1917 года Альбанов обратился из Архангельска следующим письмом:
96
Брейтфус Леонид Львович (1864—1950) — зоолог и гидрограф, известный исследователь Арктики. Брейтфус координировал поиски пропавших полярных экспедиций Г. Я. Седова, В. А. Русанова и Г. Л. Брусилова. Первый издатель и редактор книги В. И. Альбанова «На юг, к Земле Франца–Иосифа!» в 1917 году. В 1920 году эмигрировал из СССР. Вероятно, рукопись книги Альбанова вместе со своим архивом вывез в Берлин, где в 1925 году повторно издал ее на русском языке в несколько сокращенном варианте под названием «Между жизнью и смертью».
«Если я еще не очень надоел Вам до сих пор, обращаюсь с покорнейшей просьбой. Если будете просматривать корректуру и будет у Вас для этого время, не откажите поправить и сгладить те места, которые очень резали бы глаза будущему читателю, или вычеркнуть, уверяю Вас, я очень был бы признателен. С непривычки очень страшно увидеть в печати такое, за что потом придется краснеть. С Вами был откровенен, потому что знаю Вас…».
Напомню, что кроме отсутствия топлива и тающего на глазах провианта, судну ко всему прочему грозило быть раздавленным ледовыми сжатиями, которые к весне 1914 года случались все чаще и страшнее.
«Это было подобно жизни на пороховом погребе. О зимовке в полярном паке хорошо читать у камина в уютном доме, но перенести такую зимовку — этого достаточно, чтобы преждевременно состариться».
Эти строки из дневниковых записей все того же отважного лейтенанта Де Лонга. А ведь он провел в ледовом дрейфе гораздо меньше времени! Еще более красочно описал этот беспощадный и сокрушающий разгул стихии в своих дневниках первооткрыватель Земли Франца–Иосифа Юлиус Пайер: