Обрученные судьбой
Шрифт:
— Я не могу там спать, — прошептала она, отдышавшись, подоспевшей за ней Марфе. — Я там даже не могу дышать. Что это за дух такой странный?
— Животный дух то, Ксеня, — ответила ей служанка, вытирая лицо боярыни мокрым краем рушника, чтобы привести ту в чувство. — Скот держат тут же в избах зимой студеной, вот и впитался дух в бревна избы.
— Я не буду там спать! — отрезала Ксения. — Пусть постелют где угодно, но не там! Буду почивать тогда в возке!
Марфа с тоской взглянула на возок, что стоял на краю двора. Как же хотелось в кои-то веки лечь на сон в полный рост, вытянув ноги, свободно положив руки! Но, видно, недоля
— Я в бане буду ночевать, — вдруг произнесла Ксения, и Марфа испуганно посмотрела на нее. Как же в бане? А как же банщик? Разве позволит он такое в своем владении? Но Ксению было не остановить уже. Уж такова была ее натура — что задумала, всенепременно до конца доведет. Кликнула перепуганных суеверных страхом девок да хозяйку, чтобы помогли Марфе спустить вниз постель для нее да подать ей немного хлеба и кваса кувшин, как дары для банного духа. Сама же просила перед входом в баню, стоя лицом к порогу:
— Прошу тебя, банщик, позволить мне ночь провести в твоих владениях полноправных. Не казни меня за эту дерзость, а прими меня радушно, как благочестивый хозяин.
Марфа идти ночевать в баню отказалась — уж слишком силен был в ней страх перед банным духом. А вдруг придушит ночью ненароком? Не для сна же мыльня стоит, в конце-то концов. Потому устроила себе постель на земле подле бани, не желая быть далече от своей хозяйки.
Наконец все улеглись, успокоились в займище. Со своего места на широкой скамье под небольшим оконцем Ксения прислушивалась к редким звукам, что доносились до нее через приоткрытую дверь бани. Вот завели свою песню лягушки на пруду, перекрикнулись на ляшском сторожевые, обходившие займище по периметру. Где-то громко засмеялся кто-то, а после смолк. Спустя некоторое время засопела под оконцем Марфута.
Только Ксении не спалось. Не из-за духоты в бане, хотя та еще долго остывала, медленно отдавая свое тепло. Из-за этого даже сорочка, в которой спала Ксения, прилипла к телу. Повойник она сама развязала и скинула на пол — кто увидит ее тут, кроме банного духа, но кос не распустила, позволила им лечь на грудь свободно, хотя они путались на шее, мешали ей спать.
Да и мысли ходили в голове непрерывно, не позволяя глаз сомкнуть. Удастся ли старшему сыну, этому отроку худому и длинному, как жердь, добраться до Москвы да к боярину Калитину на двор попасть? Только об этом думала Ксеня, ведь знала, что проведай батюшка о ее недоли, мигом на подмогу придет, вызволит из полона свою кровиночку.
Внезапно в бане стало темнее на миг — кто-то мелькнул в приоткрытом дверном проеме, и Ксения замерла от ужаса, что мигом охватил ее. Что-то большое и темное приближалось к ней. Знать, банщик все же не принял ее дары и просьбу, мелькнуло в голове Ксении, сейчас как навалится, как придушит ее за то, что почивать легла там, где не следовало. А потом вдруг раздался какой-то странный шелестящий звук, и фигура из черной вдруг стала светлой, а что-то с тихим шумом упало на пол бани. Теперь Ксения видела неясные очертания, но прежде чем она могла сообразить, что за незваный гость перед ней, фигура метнулась к ней. Ксения мигом села на лавке и выставила вперед руки, останавливая нападающего на нее. Ее ладони наткнулись на нечто твердое и мягкое одновременно: одна легла на холстину рубахи, другая — прямо в вырез ворота на теплую кожу.
— Владек, — прошептала Ксения, каким-то шестым чувством узнавая своего нежданного посетителя, чье сердце так быстро
А потом их губы соприкоснулись, и Ксения прикрыла веки, будто отгораживаясь от всего вокруг, кроме этих рук, что заскользили по ее телу, сбрасывая на пол летник, что лежал в ногах. И кроме этих мягких нежных губ, ласкающих ее губы, длинную шею, плечи.
Она вдруг позволила себе принять эти ласки, зная, что непременно случится в итоге, какое наслаждение принесет ей то, чего она так боялась ранее. Ныне она могла разрешить себе пойти на этот шаг. Ибо когда она вернется в отчий дом, у нее не будет иного пути, как прожить остаток жизни в затворничестве совершенно одной. Ежели батюшка не вернет Ксению мужу (а она приложит все силы, чтобы этого не случилось), то у нее будет лишь один путь — инокиней в монастырь, ведь она опорочена ныне, запятнана. Так почему бы не собрать по крупицам те моменты, которые будут ее греть своим теплом в этой грустной для нее будущности?
Ксения подняла руки и запустила пальцы в волосы целующего ее в шею мужчины. Она давно хотела это сделать, и ныне полностью отдалась своим желаниям. Он сначала замер, будто не веря ее отклику, а после поднял голову и принялся целовать ее в губы с неистовой страстью. И она уступала ему, с радостью откликаясь на его напор, на его силу, раскрывая для него губы, гладя его волосы и плечи.
Он скинул рубаху с широких плеч, отстранившись на миг от нее, и Ксения замерла, в который раз поражаясь размаху его плеч, силе его мускулов, которые она ощущала под своей рукой, проводя по обнаженной коже. Подобное прикосновение было в новинку для нее, и она трепетала от тех чувств, что захватывали ее. Казалось, через кончики ее пальцев, движущихся по его коже, в нее проникает некий огонь, все ярче и ярче разгорающийся внутри.
Владислав потянул вверх ее сорочку, и Ксения испуганно отстранилась от него, едва не сваливаясь при этом с лавки, на которой они ухитрились поместиться вдвоем.
— Срам какой! — прошептала она, пряча вспыхнувшее лицо у него на плече, в место чуть пониже ключицы. Запах его кожи закружил ей тут же голову — такой приятный, такой… родной.
— В этом срама нет, моя драга, — ответил ей Владислав, и она уступила ему, позволила стянуть с себя рубаху. — Не может быть в этом срама!
Он провел ладонями по ее обнаженному телу, будто пытаясь хотя бы на ощупь понять ее красу, раз не мог увидеть ее глазами, касаясь каждой частички тела, будто слепой. А потом в то же путешествие двинулись его губы, и Ксения забылась под напором чувств, что вмиг захлестнули ее мощным шквалом.
Когда она пришла в себя, то увидела, что сидит у него на коленях в совсем непотребной позе, положив голову на грудь Владислава, слушая мощный стук его сердца. Она попыталась отстраниться, но он не позволил ей сделать этого, прижал ее голову ладонью. А после как-то исхитрился откинуться назад и лечь спиной на лавку, устраивая Ксению поверх себя, натягивая на их обнаженные тела что-то широкое — то ли ее летник, то ли свой жупан, что подобрал с пола. При этом он случайно придавил одну из ее кос к скамье своим плечом, и она глухо вскрикнула от боли.