Обрученные судьбой
Шрифт:
2. Стеганный кафтан дворянской конницы с высоким воротником и рукавами по локоть, с металлическими прокладками для защиты.
3. Часть головного убора, вытканное длинное полотно которое крепилось на кичке и спускалось ниже на спину и плечи (здесь) или отдельный головной убор из полотна
4. Еще — рутень, листопад — пора золотой осени и сброса листвы деревьев, увядание природы
5. Сорочка, одеваемая под сарафан простыми женщинами и девушками
6. Один из весенних месяцев, ближе к апрелю
7. Вид женской обуви в Московской Руси
8. Кика — украшенный головной убор
9. полотенце, которым женщины полностью покрывали голову, а иногда шею и плечи. Поверх, на голове, для закрепления надевалась повязка или лента
10. Ближе к середине августа
11. арбалет
12. Автор «Домостроя»
Глава 2
Ксения сжала судорожно руки, стремясь погасить в себе крик, что так и рвался из груди. Хотелось ударить со всей силы в стенку возка, так сильно, чтоб разбить костяшки пальцев в кровь. Ведь она едва сдерживала в себе ту злость, что захлестнула ее, когда поляк снова позвал своего командира по имени, призывая того подойти скорее к возку и взглянуть на захваченных в плен.
Злость на себя. За то волнение, что кровь гонит по жилам и заставляет дрожать ладони, за то желание, что захватило ее с головой. Желание снова увидеть его. Но не так, как видела его изредка, в снах своих и грезах, а наяву, да еще так близко к себе. Посмотреть, изменился ли он за прошедшие годы. Взглянуть в его глаза, когда он поймет, кто перед ним. Будет ли в них сожаление о том, что он сделал тогда? Или он вообще забыл, кто Ксения такая и ту роль, что она сыграла в его жизни?
— Тихо, — твердо шепнула Ксения всхлипывающей подле нее Марфуте, будоражащей ее напряженные донельзя нервы своим плачем. — Не причитай ранее срока.
Та посмотрела на нее, как на безумную. Как можно не бояться ляхов, в руках которых они, совершенно беспомощные ныне? Да, они не так бесчинствуют по отношению к пленникам, как русские, переметнувшиеся к Вору {1}, или казаки, что пришли с южных земель. Но разве не слышала боярыня, что те творят с несчастными пленницами? Быть может, они и не тронут Ксению, но вот ей самой придется нелегко. За ней нет боярской калиты {2}и знатного рода. Разве сможет Ксения спасти свою девку от той участи, что ждет ее, когда их вытащат из возка сильные мужские руки?
Тем временем к повозке приблизился тот, кого так настойчиво звал усатый поляк. Ксения различила твердые шаги и даже дыхание затаила в ожидании встречи, которой она даже не чаяла. Уже не чаяла.
Он почти не изменился, невольно отметила Ксения, едва в ее поле зрения появился молодой шляхтич. Та же стать, тот же широкий разворот плеч. Те же знакомые черты лица и слегка прищуренные глаза. Легкий ветерок трепал черные, как смоль, волосы, которые теперь были длиннее, чем она помнила, спускались намного ниже, чем было принято у поляков, почти до самого подбородка.
Разве что не было ранее пары глубоких морщин, что пересекали ныне лоб, будто их обладатель постоянно тревожится о чем-то, и не было наметившейся темной щетиной линии усов
Он не мог не вспоминать о ней, когда всякий раз видел свое отражение, подумала с неким удовлетворением Ксения. Даже если забыл ее имя, он должен был вспоминать ее. Ведь этот шрам — дело ее рук, судя по всему.
Шляхтич закончил протирать саблю от крови, в которую та окрасилась в ходе этой короткой схватки, и спрятал ее в ножны. Он старательно делал вид, будто вовсе не заинтересован в той, кто сидела в этой повозке, будто не расставлял ловушку ее маленькому отряду в течение последних дней. Даже не взглянув в сторону Ксении, словно давая ей передышку, он повернулся к усатому поляку, что теперь наблюдал за происходящим внимательно, заложив большие пальцы рук за широкий пояс.
— Спешишь меня представить птичке в нашем силке, Ежи? — издевательски спросил шляхтич. Ксения не совсем поняла, что он сказал, уловив только несколько знакомых слов, но интонацию разгадала — насмешливую, злую, и едва сдержалась, чтобы не выпрыгнуть из возка и не ударить этого самодовольного мужчину. Совсем как тогда, когда оставила ему на память шрам.
Он и только он виноват, что судьба Ксении сложилась так несчастливо, виноват в ее недоле и в ее горьких слезах. И видеть эту горделивую улыбку, его самодовольство ныне для нее было пыткой. Сколько раз она желала ему медленной и мучительной смерти? Сколько раз представляла, как он истекает кровью и навсегда закрывает глаза, уходя в мир иной?
Ровно столько же, сколько молила Господа после, стоя перед образами в светлице, чтобы он уберег раба своего Владислава от пули или стрелы шальной, от железа меча или сабли.
— Взгляни сам на свой улов, Владек, — коротко ответил Ежи, хитро щуря глаза. Он немного подвинулся, открывая взгляду шляхтича женщин, что сидели в возке и смотрели на подошедшего: одна — со страхом и любопытством, вторая — с прикрытой ненавистью в глазах. Владиславу пришлось перевести глаза со своего дядьки на пленниц.
Ксения плохо видела его лицо ныне — шляхтич шагнул при этом поближе к возку и ступил в тень, отбрасываемую тем. Но зато она заметила, как напряглись его плечи, как взметнулась ладонь к лицу и коснулась шрама. Быстро, мимолетно, но она успела увидеть этот жест. Увидела и обрадовалась — значит, помнит. Помнит, ляшский пес!
Но последующее за этим заставило ее усомниться в собственной уверенности.
Шляхтич вдруг быстро подошел к возку и протянул руку ладонью вверх, предлагая ей свою помощь, чтобы выбраться из повозки на свет Божий.
— Прошу панну принять мою руку и извинения за столь… ммм… за подобное неудобство в ее пути, за те некоторые изменения в нем, что панне придется потерпеть, — его русский звучал мягко и певуче, и Ксения будто вернулась назад на несколько лет, когда впервые услышала его голос. — Ничего не могу поделать, но вынужден настоятельно просить панну разделить со мной и моей хоругвью последующие дни, — он взглянул на плачущую в уголке возка Марфуту и поспешил добавить. — Панне и ее служанке не стоит бояться моих ратников.