Обрученные
Шрифт:
Если бы к такому обращению с Лючией донну Прасседе толкала закоренелая ненависть, быть может эти слёзы тронули бы её и заставили оставить девушку в покое. Но, отчитывая её с добрыми намерениями, она неслась вперёд, не позволяя себе остановиться. Так стоны и мольбы могут, пожалуй, удержать кинжал врага, но не нож хирурга. А потому, честно выполнив свой долг, она от укоров и попрёков всякий раз переходила к увещаниям и советам, слегка приправленным похвалами, дабы подсластить пилюлю и скорее добиться успеха, действуя на душу всеми возможными способами. В сущности все эти споры (которые почти всегда имели одинаковое начало, середину и конец) не вызывали у сердобольной Лючии постоянного озлобления против суровой проповедницы, которая к тому же во всём остальном обращалась с ней весьма ласково; это тоже говорило о её добрых намерениях. Всё же это приводило Лючию в такое волнение, в такое смятение мыслей и чувств, что она долго не могла успокоиться и с трудом обретала прежнее сравнительное спокойствие.
Лючии ещё повезло, что она была не единственным предметом добрых устремлений донны Прасседе, так что их споры были не такими уж частыми. Помимо остальной дворни, которая нуждалась так или иначе в наставлении и руководстве, помимо всевозможных случаев, которые она выискивала, если они не представлялись ей сами, донна Прасседе пыталась оказать, по доброте сердечной, ту же услугу многим лицам, которым она ничем не была обязана. Так вот, помимо всего, у неё было ещё пять дочек. Правда, все жили отдельно, но приносили ей больше беспокойства, чем будь они при ней.
Три были монахинями, две замужем, и донне Прасседе, разумеется, пришлось верховодить тремя монастырями и двумя семейными домами, — предприятие большое и сложное и тем более утомительное, что оба мужа, при поддержке отцов, матерей, братьев, и три аббатиссы, укреплённые с флангов разными сановными лицами и уймой монахинь, вовсе не желали мириться
Человек учёный, он не любил ни распоряжаться, ни повиноваться. Пусть во всех домашних делах хозяйкой будет его супруга, — в добрый час! Но быть рабом — ни за что! И если, при случае, он, по просьбе донны Прасседе, предоставлял к её услугам своё перо, то лишь потому, что это ему нравилось. Впрочем, он и тут умел отказать, если не был уверен в том, о чём она хотела заставить его писать.
«А вот постарайтесь-ка, — говорил он в таких случаях, — сделайте сами, раз вам всё так ясно». Донна Прасседе, пытавшаяся в течение некоторого времени — притом тщётно — заставить его перейти от безделья к делу, часто ограничивалась ворчанием, причём называла его чудаком, человеком, который дальше своего носа ничего не видит, сочинителем; в последнее наименование она вместе с раздражением вкладывала, однако, и некоторую долю самодовольства.
Дон Ферранте целые дни проводил в своём рабочем кабинете, где у него было большое собрание книг, около трёхсот томов, — все избранные вещи, самые известные сочинения по разным вопросам, в каждом из которых он в той или иной мере был сведущ. В астрологии он слыл — и с полным основанием — более чем дилетантом, ибо владел в этой области не только общими сведениями и обычной терминологией по части всяких воздействий, аспектов, совпадений, но умел кстати и словно с кафедры рассказать о двенадцати зодиальных знаках, о больших кругах, о светлых и тёмных градусах, о кульминации и склонениях, о происхождениях и вращении, словом, о самых точных и самых тайных началах науки. И, пожалуй, уже лет двадцать как он на постоянных и длительных диспутах поддерживал систему Кардано [144] против другого учёного, яростно защищавшего Алкабиция [145] , — просто из упрямства, как говорил дон Ферранте. Он охотно признавал превосходство древних, однако не переносил, если не отдавали должного современным учёным, когда это превосходство было явно на их стороне. Историю науки он знал тоже более чем посредственно. Он умел при случае процитировать наиболее знаменитые предсказания, уже сбывшиеся, умел и рассуждать тонко и по-учёному по поводу других знаменитых предсказаний, не сбывшихся и канувших в лету, чтобы показать, что тут была вина не науки, а тех, кто не сумел правильно её применить.
144
…поддерживал систему Кардано… — Джероламо Кардано (1501—1576) — итальянский математик, философ и врач. Его натурфилософская система содержит наряду с элементами астрологии и магии некоторые естественнонаучные идеи. Она изложена главным образом в книге Кардано «О тонкости вещей» (De subtitate rerum).
145
Алкабиций — арабский астролог середины Х века.
Он усвоил вполне достаточно из античной философии и непрерывно продолжал изучать её дальше, читая Диогена Лаэрция [146] . Однако, как эти системы ни хороши, их трудно всё-таки совместить, и если хочешь быть философом, необходимо остановить свой выбор на одном каком-нибудь определённом авторе, — дон Ферранте избрал Аристотеля, который, по его словам, не был ни античным, ни современным, а философом вне времени. У него были также собраны различные труды самых мудрых и остроумных последователей Аристотеля из современников. Трудов же его противников он никогда не читал, чтобы, как он выражался, не тратить попусту время, и не покупал их, чтобы тоже не тратить попусту денег. Однако, в виде исключения, он отвёл в своей библиотеке место знаменитым двадцати двум книгам «De subtilitate» и некоторым другим творениям Кардано, направленным против перипатетиков [147] , из уважения к его заслугам в области астрологии. По словам дона Ферранте, тот, кто сумел написать трактат «De restitutione temporum et motuum coelestium» и книгу «Duodecim geniturarum», заслуживает, чтобы его выслушали, даже когда он ошибается; а самый большой недостаток этого человека заключается в том, что у него слишком много ума; и что никто даже и представить себе не может, чего достиг бы он и в философии, если бы всегда шёл по правильному пути. Во всяком случае, хотя в глазах учёных людей дон Ферранте слыл убеждённым перипатетиком, всё же ему самому казалось, что знания его ещё недостаточны, и он не раз говаривал, с покоряющей скромностью, что сущность, универсалии, душа мира и природа вещей совсем не такие простые вещи, как может показаться.
146
Диоген Лаэрций — древнегреческий философ III века н. э., автор компилятивной работы «Жизнь и учения людей, прославившихся в философии».
147
Перипатетик — последователь философии Аристотеля. В средние века так называли сторонников переработанной и искажённой схоластами и церковниками философии Аристотеля, из которой были изгнаны материалистические элементы.
Натурфилософия [148] служила ему скорее развлечением, чем предметом глубокого изучения. Даже труды в этой области Аристотеля, так же как и Плиния [149] , он скорее пробежал, чем изучил. Тем не менее благодаря этому чтению и сведениям, почёрпнутым мимоходом из трактатов по общей философии, беглому знакомству с «Magia naturale» Порта [150] , с тремя историями — lapidum, animalium, plantarum [151] Кардано, с трактатом Альберта Великого [152] о травах, растениях, животных, и с некоторыми другими менее важными трудами он умел, при случае, блеснуть в обществе, рассуждая о чудеснейших свойствах и редкостных особенностях всевозможных целебных трав; описывать в точности внешний вид и повадки сирен и чудесного феникса; мог объяснить, почему не горит в огне саламандра; как прилипало, эта крошечная рыбка, обладает силою и способностью неожиданно останавливать в открытом море любой большой корабль; как капли росы внутри раковин превращаются в жемчужины; как хамелеон питается воздухом; как из постепенно затвердевающего льда с течением веков образуются кристаллы — и много других удивительнейших тайн природы.
148
Натурфилософия — то есть «философия природы». До появления современного естествознания природа изучалась особой отраслью философии, в которой боролись два направления — материалистическое и идеалистическое.
149
…труды… Плиния — 37 книг естественной истории древнеримского учёного Плиния Старшего (23—79).
150
Порта, Джован-Баттиста (1530—1615) — итальянский физик и натурфилософ, автор «Естественной магии» (Magia naturale).
151
…с тремя историями — lapidum, animalium, plantarum… — то есть историями камней, животных, растений.
152
Альберт Великий — Альберт фон Больштедт (1193—1280) — немецкий теолог и философ-схоласт, один из идеологов феодального строя (название «Великий» было дано ему католическими богословами).
В
153
Дельрио Мартин — богослов-иезуит, автор «Магических изысканий» (1600).
154
вполне компетентно (лат.)
Столь же обширны и основательны были познания дона Ферранте по части истории, особенно всемирной: здесь его любимыми авторами были Тарканьота, Дольче, Бугатти, Кампана, Гуаццо [155] , — словом, учёные самые выдающиеся.
Но что значит история без политики? — часто говаривал дон Ферранте. Это вожак, который идёт и идёт вперёд, а позади нет никого, кто изучал бы пройденный им путь, и он, стало быть, шагает зря, да и политика без истории тоже, что путник без вожака. А посему в его книжном шкафу отведена была специальная полка политикам; там, среди многих малоизвестных и второстепенных, обретались Боден [156] , Кавальканти [157] , Сансовино [158] , Парута [159] , Боккалини [160] . Однако были в этой области две книги, которые дон Ферранте ставил значительно выше других, — две, которым он до некоторого времени отдавал пальму первенства, причём никак не мог решить, какой же из них по праву она принадлежит: одна — «Государь» и «Рассуждения» знаменитого флорентийского канцлера. [161] «Безусловно, он плут, — говорил дон Ферранте, — но умный». Другая — «Государственный интерес» не менее знаменитого Джованни Ботеро [162] . «Безусловно, человек благородный, — говаривал он также, — но хитрый». Однако незадолго до того времени как разыгралась наша история, вышла в свет книга, положившая конец спору о первенстве и оставившая далеко позади даже творения этих двух «матадоров», по выражению дона Ферранте. Книга, в которой заключался как бы экстракт всех видов хитрости, чтобы научиться не попадать впросак, и все добродетели, чтобы научиться их применять, малюсенькая книжка, зато чистейшего золота, — словом, «Правитель у власти» дона Валерьяне Кастильоне [163] , этого знаменитейшего человека, про которого можно сказать, что крупнейшие учёные состязались в восхвалениях ему, а великие мира сего старались привлечь на свою сторону; этого человека, которого сам папа Урбан VIII, как известно, осыпал цветистыми похвалами; которого кардинал Боргезе и вице-король неаполитанский дон Пьетро ди Толедо упрашивали — и оба тщётно — описать: первый — деяния папы Павла V, второй — итальянские войны короля католического; этого человека, которого король Франции, Людовик XIII, по совету кардинала Ришелье, назначил своим историографом; на которого герцог Карло Эмануэле Савойский возложил то же дело; в похвалу которому — если даже опустить все другие громкие славословия — сама герцогиня Христина, дочь христианнейшего короля Генриха IV, могла в одной грамоте, наряду со всевозможными величаниями, отметить «установившуюся за ним в Италии неоспоримую репутацию первого писателя нашего времени».
155
Тарканьота, Дольче, Бугатти и др. — итальянские историки XVI века. Наиболее известный из них — Лодовико Дольче, автор «Жизнеописания Карла V», переводчик древних историков и поэтов.
156
Боден, Жан (род. ок. 1530 г., ум. в 1596 г.) — французский общественный деятель, правовед и публицист, автор трактата «О государстве» (1576), написанного в защиту абсолютной монархии эпохи Возрождения.
157
Кавальканти, Бартоломео (1503—1563) — автор «Трактата о лучших правлениях в древних и современных государствах».
158
Сансовино, Франческо (1521—1583) — венецианский историк и законовед, автор ряда работ по истории Италии и итальянской литературы.
159
Парута, Паоло (1540—1598) — венецианский историк и политический деятель, автор «Истории Венеции» и «Политических бесед», прославляющих Венецианскую республику.
160
Боккалини, Трайяно (1556—1613) — выдающийся итальянский публицист и сатирик, боровшийся против произвола феодальных правителей и испанского владычества. Был убит инквизицией. Основные сочинения Боккалини — «Известия с Парнаса» (изд. 1612—1613 гг.) и дополнение к ним — «Пробирный камень политики» (1614).
161
…«Государь» и «Рассуждения» знаменитого флорентийского канцлера. — Имеется в виду Никколо Макиавелли (1469—1527), итальянский политический деятель, писатель и историк. Макиавелли занимал должность секретаря коллегии Десяти, ведавшей иностранными и военными делами Флорентийской республики. В трактате «Государь» и в других сочинениях выступал как теоретик абсолютной монархии и как противник господства католической церкви в Италии.
162
Ботеро, Джованни (ок. 1533—1617) — писатель эпохи контрреформации, иезуит. В «Государственном интересе» (1589) выступал против Макиавелли; космополитические интересы церкви ставил выше национальных интересов итальянского народа.
163
Кастильоне, Валерьяне (1593—1668) — автор трактата «Правитель у власти» (1626), написанного на основе «Государственного интереса» Ботеро.
Но если во всех вышеназванных науках дон Ферранте слыл знающим человеком, то была одна, в которой он заслуженно считался настоящим профессором: это — наука о рыцарской чести. Он не только рассуждал о ней как истинный знаток, но когда к нему, и неоднократно, обращались с просьбой разрешить тот или иной вопрос чести, он всегда давал дельный совет. В библиотеке своей и, можно сказать, прямо в голове он держал сочинения наиболее авторитетных писателей в этой области: Париде даль Поццо, Фаусто да Лонджано, Урреа, Муцио, Ромеи, Альбергато, оба диалога Торквато Тассо, причём они были у него всегда наготове, — так что, при случае, он мог их тут же прочитать наизусть, — все отрывки как из «Освобождённого Иерусалима», так и из «Завоёванного» [164] , которые могут служить образцами в вопросах чести. Однако превыше всех авторов был, по его представлению, наш знаменитый Франческо Бираго, с которым ему даже не раз приходилось давать своё заключение по вопросам чести и тот, со своей стороны, отзывался о доне Ферранте в выражениях особенно почтительных. А как только вышли в свет «Рыцарские разговоры» этого замечательного писателя, дон Ферранте, не раздумывая, предсказал, что это сочинение подорвёт авторитет Олевано [165] и вместе с другими родственными ему по духу благородными произведениями станет для потомков первостепенным по своему значению кодексом, — о том, насколько это пророчество оправдалось, говорит наш аноним, может судить всякий.
164
…как из «Освобождённого Иерусалима», так и из «Завоёванного»… — «Завоёванный Иерусалим» — переделка «Освобождённого Иерусалима», предпринятая Тассо (1544—1595, итальянский поэт) в конце жизни в условиях усиления католической реакции.
165
Олевано — автор вышедшего в 1605 г. и многократно переиздававшегося в XVII веке трактата по «вопросам чести».