Обряд перехода

Паншин Алекс

Воздуховоды тянутся прямолинейно, и если идти внутри них, проходя сквозь стены, то почти куда угодно попадешь быстрее, чем по коридорам. Но человек крупнее меня — слишком велик, чтобы протиснуться сквозь едва приоткрытую вентиляционную решетку. Для ремонтников есть отверстия побольше, но их держат на запоре, — а другие ребята, которых я знала, скорее всего, побоялись бы следовать моему примеру. Так что кратчайший путь пока что оставался моим личным путем. Все, кто знал о нем, считали, что я дурачусь, бродя по воздуховодам, и престижа ради я иногда притворялась,

будто они правы, хотя, конечно, это не так. Пока избегаешь гигантских вентиляторов, все будет о'кей.

И если честно, меня больше пугали люди, а не вещи.

Добравшись до нашего отвода, я отжала решетку и выбралась наружу. Потом задала взбучку своей прическе — никак она не хотела вести себя как полагается. Волосы, глаза, прямой нос и цвет кожи я унаследовала от своих предков, испанцев и индейцев, с отцовской стороны. И хотя мои черные волосы всегда коротко острижены, ведут они себя отвратительно.

— Привет, Папа, — сказала я, входя в нашу квартиру. — Я опоздала?

В гостиной царил самый настоящий кавардак. Книги и бумаги кучей валялись на полу, мебель была сдвинута в угол. Квартира наша обычно имела вполне жилой вид, но сейчас она выглядела как после погрома.

Папа сортировал книги, сидя на стуле. Папу зовут Майлс Хаверо, он небольшого роста, среднего возраста, на его лице обычно сложно что-нибудь прочесть, но все говорят, что у него очень трезвый ум. Папино главное занятие — математика, хотя уже много лет он заседает в Совете Корабля и имеет большой опыт по этой части. В этой квартире мы с ним живем с тех пор, как в девять лет я покинула интернат.

Папа вопросительно глянул на меня.

— Что с тобой случилось? — спросил он.

— Я не хотела опаздывать.

— Я не это имею в виду, — пояснил Папа. — Что с твоей одеждой?

Я опустила голову. На мне были белая рубашка и желтые шорты, спереди все в полосах пыли и грязи.

Корабль — такое место, где почти невозможно испачкаться. Прежде всего, земля во дворах Куодов — это не настоящая почва и трава, а искусственное покрытие, изготовленное на основе молотого фибропласта. Когда один квадрат покрытия изнашивается, его отдирают и кладут новый, точно так же, как ремонтируют пол у вас в гостиной. Единственное место, где есть грязь, в любом количестве, это Третий Уровень. Там, собственно, ничего, кроме нее, и нет. Конечно, немного пыли разносится по всему Кораблю, но в конце концов она всасывается в коллекторы воздуховодов и продувается к Инженерам, на Первый Уровень, где ее используют для подкормки Конвертеров, которые производят тепло и энергию. Короче, вам ясно, что на Корабле у вас немного шансов вывозиться в грязи.

Однажды я спросила у Папы, почему конструкторы не создали систему, которая удерживала бы грязь в единственном месте ее возникновения — на Третьем Уровне, — тогда не пришлось бы очищать весь Корабль. Сделать такую систему несложно.

Папа ответил вопросом на вопрос:

— Ты ведь знаешь, для чего был построен Корабль?

— Да, — сказала я. — Это все знают. Он был построен, чтобы везти грязеедов основывать колонии.

Я,

кстати, не зову колонистов так в присутствии Папы. Может показаться странным, но он не любит этого слова.

Папа пустился в объяснения. Грязееды — то есть колонисты — грузились в жуткой тесноте. Они были не слишком чистоплотными людьми — попробуйте заставить регулярно мыться среднего крестьянина — но в любом случае люди, теснящиеся в замкнутом пространстве, будут потеть и от них будет вонять. Главным образом по этой причине Корабль и был построен с очень эффективной системой очистки и распределения воздуха. Теперь, когда он используется для совершенно иной цели, такая система больше не нужна, это верно, но Папа добавил, что мое предложение не совсем продумано.

— Но почему тогда Совет ничего не принимает? — спросила я.

— Подумай сама, Миа, — ответил Папа. Он всегда старался, чтобы я думала сама прежде, чем искать ответы на свои вопросы в справочнике или приставать к нему.

Потом я поняла. Действительно, глупо разрушать нынешнюю сложную систему воздуховодов, работающую надежно и без особых затрат, и заменять ее другой системой, единственным достоинством которой будет простота.

Выгода здесь сомнительна.

Я встряхнула рубашку, и большая часть пыли отправилась своей дорогой. — Я шла коротким путем.

Папа кивнул с отсутствующим видом и ничего не сказал.

Его невозможно понять. Однажды меня отвели в сторонку и стали усиленно выяснять: как Папа собирается голосовать в Совете по какому-то вопросу? Это были не особенно симпатичные люди, и, вместо того, чтобы вежливо объяснить им, что я не имею ни малейшего представления, я им тогда наврала. Очень трудно догадаться, о чем думает Папа. Он сам должен сказать мне, что у него на уме.

Он отложил книгу, которую листал, и сказал неожиданно:

— Миа, у меня есть для тебя добрые вести. Мы переезжаем.

Я завопила и бросилась ему на шею. Эту новость мне давно хотелось услышать. Несмотря на то, что на Корабле было множество пустых квартир, мы теснились в старой. Почему-то после того, как я из интерната перебралась к Папе, мы так и не собрались поменять его маленькую квартирку на большую. Слишком были заняты жизнью. Но чего я терпеть не могла, когда жила в интернате, так это дефицит свободного пространства. В интернате считают, что за тобой нужно следить в оба глаза — всегда и везде; переезд же означал, что у меня теперь будет собственная комната. Своя большая комната. Это Папа обещал мне давно.

— Ой, Папа! — воскликнула я. — А в какую квартиру мы поедем?

Население Корабля сейчас составляет примерно тридцать тысяч человек. Когда-то Корабль перевозил раз в тридцать больше, плюс груз, и я до сих пор не понимаю, как здесь могло разместиться столько людей. И хотя мы с тех пор расселились пошире, заполнив некоторое добавочное пространство, пустующие квартиры есть во всех Куодах. Если бы мы с Папой захотели, то могли бы переехать в соседнюю.

И тут Папа сказал так, словно это не имело ровно никакого значения: