Обрывистые берега
Шрифт:
— Что это за мысль? — Альберт, отодвинув от себя журнал, откинулся в кресле. По лицу Оксаны он видел, что она настроена на серьезный разговор.
— Отец привел цитату какого-то великого ученого о том. что в развитом обществе бывают два пути: прусский и американский.
— Расшифруй. В университете я эти серьезные мысли прослушал.
— Прусский путь развитого общества — постепенный, медленный, мучительный…
— А американский? — Догадываясь, что ответит Оксана, Альберт смотрел на ее красивые тонкие пальцы, в которых она разминала сигарету.
— Американский путь — бурный, стремительный, революционный… В своем разводе с женой,
Альберт глубоко затянулся сигаретой, ответил не сразу:
— Понимаешь, Оксана, я пока боюсь с ней заговаривать об этом. Не хватает мужества. А может быть, и жестокости. Она мне предана, как собака. Почти все, что она зарабатывает на своих двух ставках, — уходит на меня. Ведь я разучился ездить на городском транспорте. Только на такси. Она предупреждает каждое мое желание. Я не могу найти причин для придирки, чтобы начать этот страшный для нее разговор.
— Но она же чувствует, что у тебя кроме нее есть другая женщина? Я не верю, что она этого не чувствует!
— Думаю, что нет… Она так ослеплена своей любовью, что от нее мне становится тяжело. И мне страшно переступить через этот порог. Ну, подскажи… Подскажи, с чего мне начать? Ведь ты же женщина.
Оксана налила в бокалы вино и, чокнувшись с Яновским, отпила несколько глотков.
— Какие у тебя отношения с ее сыном?
— Сдержанные. Она сейчас мечется, не знает, что ей делать. Бегает по судам и по милициям, хочет замести свои старые грешные следы. Я как-то говорил тебе, что в свидетельстве о рождении ее сына в графе "отец" стоит прочерк. Но Валерий этого пока не знает. А ему нужно получать паспорт.
— Так что же она хочет? — Оксана через соломину тянула из бокала вино.
— Она хочет, чтобы по ее ходатайству решением комиссии по делам несовершеннолетних на ее сына выдали новое свидетельство о рождении, где бы в графе "отец" были указаны фамилия, имя и отчество отца.
— Фамилия какого отца?! Прохожего молодца?.. — Губы Оксаны искривились в желчной улыбке.
— Разумеется, свою фамилию. Эта же фамилия — Воронцов — высечена на памятнике летчика-испытателя, погибшего в авиакатастрофе. Этот летчик похоронен на смоленском кладбище. Я однажды уже рассказывал тебе об этом.
— Господи!.. — Оксана закатила глаза под лоб. — Уж нагородила-то, нагородила!.. И ты еще продолжаешь переступать порог ее дома?!.. — Оживившись, словно она задумала что-то веселое, забавное, Оксана звонко щелкнула пальцами. — А хочешь, я напишу твоему пасынку анонимку и опишу ему, что у него нет никакого отца и что он нагулян непутевой матерью. Вот будет комедия!..
Яновский поперхнулся дымом и строго посмотрел на Оксану:
— Ты что, с, ума сошла?!. Об этом в целой Москве знают пока только три человека: она, ее мать и я. Я тебе это рассказал по великому секрету. Ты обещала это забыть.
— А что ж ты говоришь, что она бегает по судам да по милициям. Они-то, судьи да милицейские работники, уж наверняка знают о его отцовстве?
— В этих учреждениях строго блюдут профессиональную тайну. И когда ее нарушают — корыстно или по болтливости, — то таких людей выгоняют из этих органов с треском. Так что ты выбрось из головы эту жестокую выходку. Тебе она ничего не даст, а меня она поставит в мерзкое положение.
— А
— Для Валерия эта новость будет убийственной. Для него погибший отец-летчик — религия. У меня есть другие причины для расставания с моей старой ладьей. Но я еще не все продумал. Уходить от нее мне нужно тихо, не делать волны. Иначе она может многое испортить. Вот когда защищусь, тогда веди меня хоть под венец в Елоховский собор. А пока пусть будет все на своих местах. Так надо. Душой я всегда с тобой, а ты — со мной. Разве тебе этого мало?
— Да, мне мало одной только твоей души!.. Мне нужен ты весь. И не украдкой, не по-воровски, а все двадцать четыре часа и сутки. И законно!.. — С этими словами Оксана вскочила на колени Яновскому, запустила в его густую вьющуюся шевелюру тонкие длинные пальцы. И звонко рассмеялась. — Интересно, походим мы сейчас со стороны на Рембрандта с Саскией на коленях? Ты помнишь этот шедевр?
Яновский взял со стола бокал с вином и подал его Оксане.
— Вот сейчас мы с тобой — повторение этого шедевра. С одной лишь разницей.
— С какой?
— Саския перед тобой — толстая гусыня. Ты сейчас — наездница с картины Брюллова!..
Обвив руками шею Яновского, Оксана принялась жарко целовать его.
— Спасибо, милый! Если даже и солгал, то все равно спасибо. А теперь неси меня в кровать! Задернем шторы и будем любить друг друга. Так, как умеешь любить ты, наверное, не умеет ни один мужчина в мире! Ты сильный!.. Ты — прекрасный!.. Ты — мой!
Яновский бережно взял Оксану на руки и на цыпочках, чтобы не слышала тетушка, прошел в спальню, положил ее в кровать, тихо закрыл на защелку дверь и зашторил окно. Не успел он еще дотронуться до выключателя, как его жестом остановила Оксана:
— Не нужно выключать свет… Ты сильнее любишь меня при свете… И я люблю видеть твое лицо. Ну, иди ко мне, иди же, милый.
Глава десятая
Группа десятиклассников из четырнадцати человек, возглавляемая учителем истории Аполлинарием Каллистратовичем, прозванным учениками Бонапартом, возвращалась из туристической поездки по Белоруссии. Цель поездки была конкретной — посетить места героических сражений Советской Армии с гитлеровскими полчищами, посмотреть на памятники великой скорби многострадальной Белоруссии, через которую, словно по роковому велению судьбы, прошли все минувшие войны славян. Эта поездка была задумана еще год назад, к ней готовились, ее участники, прежде чем сесть в поезд Москва — Брест, уже заранее по документальной хронике познакомились с городами и историческими памятниками минувших войн.
Чтобы не было в путешествии излишних затруднений с гостиницами и питанием, отец десятиклассника Олега Новикова, работающий в Советском комитете ветеранов войны, снабдил туристическую группу сопроводительным письмом на официальном бланке, подписанном генерал-полковником Героем Советского Союза. Письмо было внушительное, текст его предписывал оказание туристической группе московских школьников во главе с А. К. Колюжным всяческой помощи с жильем и питанием. Это письмо учитель берег, как охранную грамоту, и всякий раз, предъявляя его администраторам гостиниц, предупреждал: "Не перегибайте. С этим документом нам предстоит еще колесить по всей Белоруссии". Эту фразу участники экскурсии слышали не раз, в устах Аполлинария Каллистратовича она звучала как предупреждение: "Осторожно!.. Груз взрывоопасный".