Шрифт:
Обычная математика
Дима открыл глаза и прислушался к своим ощущениям. Ничего неприятного в них не наблюдалось. Даже наоборот. Было тепло, и свежий бриз слегка шевелил волосы. Лежать на мелком мягком песке было удобно. «Стоп! Лежать?! На песке?! Господи, где я!?», - промелькнуло у Димы в голове, и он осторожно скосил глаза
– Ну что, родимый, проснулся? – раздался слева мягкий старческий голос.
Дима от неожиданности подскочил, как ошпаренный и попытался встать. Ничего у него не получилось. Руки утонули в песке, и Дима, потеряв опору, уткнулся в него носом. Немного побарахтавшись, он все же смог принять более – менее вертикальное положение, неуклюже устроившись на пятой точке. Только теперь он смог разглядеть говорившего.
Невысокий коренастый старичок с копной седых волос до плеч, в белом широком то ли балахоне, то ли кимоно сидел на широком пеньке с сигаретой во рту. Сигарета почти догорела и едва ни касалась аккуратно подстриженной седой бороды незнакомца, который, улыбаясь, смотрел на Диму. Видимо, старичок тоже заметил, что сигарета вот-вот станет угрозой его бороде, так как он сигарету изо рта вынул и, бросив ее на песок, втоптал поглубже босой ногой. После чего рука его сразу потянулась к пачке «Мальборо», лежавшей рядом на пеньке и он, сунув себе в рот очередную сигарету, протянул пачку Диме:
– Закуришь?
Дима отрицательно покачал головой.
– Ну и правильно, здоровее будешь, - сказал старичок, убирая пачку, и рассмеялся своим словам, словно удачной шутке.
Дима снова помотал головой, будто отгоняя назойливую муху:
– Простите, а где это мы?
Старичок прикурил от золотой Zippo и смачно затянулся.
– Ой, прости, ты, меня, старика, - пробормотал он извиняющимся тоном, показывая на сигарету.
– Никак не могу отделаться от этой заразы. Люблю, понимаешь, подымить. Так, чё ты там говоришь?
– Я спрашивал, где мы с вами находимся? И как я тут оказался?
– Ну, милок, это ты тут находишься. А я тут работаю ну и живу помаленьку, разумеется. А ты, Дмитрий, что, совсем ничего не помнишь?
Дима неопределенно передернул плечами.
– Да нет, вроде…
Старичок прищурился:
– А ты попробуй.
Дима наморщил лоб, словно пытаясь выдавить из глубин памяти наружу хоть что-то определенное. Постепенно какие-то обрывочные данные начали проступать, как изображение на фотографии в те далекие времена, когда отснятый материал мерялся еще не гигабайтами, а метрами.
– Помню, собирались с друзьями... Выпили... Потом поехали куда-то с Васькой… Он за рулем… Совсем в дым был, кажется. А! Еще фуру помню, которая из-за поворота выехала. Васька еще сказал, мол, п*ц, приехали. Все, больше ничего не помню.
– А больше, золотой, и не нужно. Да и вспоминать тебе, в общем-то,
– И чё?
– А ни чё, - передразнил Диму старичок.
– Теперь Васька твой в коме лежит, а ты, вот, прямо ко мне попал, как и полагается. Думаю, через денек – другой и дружок твой в наши края подтянется.
Старичок вздохнул и, запустив руку в многочисленные складки на своем одеянии, достал запотевшую бутылку «Абсолюта» и два маленьких граненых стакана. Свинтив пробку, он разлил содержимое по стаканам и протянул один Диме:
– Давай, друг мой, выпьем за помин души раба божьего Дмитрия.
Дима взял стакан, и они автоматически выпили не чокаясь.
– Погодите, - вдруг вскочил он, - за какой помин души? Какого еще Дмитрия?
Старичок горестно вздохнул:
– Ты еще не совсем проснулся, видать. Так твоей души за помин и пьем.
– Так я же вот он! Живой и здоровый! Что же вы такое говорите!
Его собеседник пожал плечами.
– Ну, положим, что есть жизнь или смерть - это вопрос очень даже философский. Ты говоришь, что жив и здоров. Твои друзья, уверен, с тобой бы охотно поспорили.
Дима снова опустился на песок.
– И все же, где мы находимся, вы так и не ответили. И, извините, как вас-то зовут? Вы-то меня откуда-то знаете, а я вас - нет.
– Я всех знаю – работа такая. Петей меня зовут. Иногда еще ключником кличут. И ты меня можешь так звать, если хочешь. Я на это прозвище не обижаюсь. Чего на правду обижаться-то?
Он снова разлил по стаканам и поднял свой.
– Ну, что, Дмитрий, за знакомство?
Они снова выпили, на этот раз чокнувшись. Старичок еще раз запустил руку куда-то в складки своего безразмерного балахона и вынул оттуда блюдечко с тоненько нарезанными ломтиками сала. Вокруг сразу начал распространяться мягкий чесночный аромат. Дима сглотнул слюну, а Петр подтолкнул блюдечко к нему поближе:
– Ты не стесняйся, кушай - сало классное. У меня, понимаешь, спецпоставка. Больше тут у нас такого нигде не найдешь.
– Так, где тут-то?! – почти прокричал Дима.
– Да тут, - повел рукой Петр, обводя все вокруг. – Вы там у себя это место еще «тем светом» кличите. Как видишь, свет действительно есть. А вот тот он или не тот – так, хрен его знает.
– Так я что, умер? – шепотом пробормотал Дима.
– Ну, наконец-то, сообразил. Я же тебе об этом с полчаса уже толкую.
– Погодите, - снова замотал головой Дима, - так вы что же, святой Петр? Тот самый, у которого ключи от врат рая?
Старичок кивнул.
– Ясен пень, святее не бывает, - и он, перекинув сигарету из одного уголка губ в другой, снова ловко разлил по стаканам. – Ну, давай, чтобы земля пухом.
Они опять выпили и Петр продолжил:
– А что до врат рая, то тут, доложу я тебе, врут. У меня просто ключи от врат.
– А где же сами врата? – спросил Дима, бросая в рот кусочек нежного сала.
– Там, за дюной, - махнул старичок куда-то себе за спину. – Сейчас вот, допьем, закусим и пойдем помаленьку. Отопру их для тебя.