Общая тетрадь

Москвина Татьяна Владимировна

БОРИС ПЕТРОВИЧ. Вот только мне сейчас не хватало краковского горкома партии! Графьев Шепальских! Деда твоего, ветерана Армии Людовой, с партизанскими рассказами, папашу – урожденного марксиста и маму – романистку из несчастной жизни великого польского народа. Полный набор шизофрении – пусть все любуются на пышное приданое моей польской жены.

ЭВА. Снег пошел… Какой крупный снег… Сейчас прилетит Снежная крулева… Я все слушаю тебя, Боричек, и думаю: почему я тебя слушаю? Что со мной? Заколдовал меня, что ли, кто-нибудь? Я была чистая девочка, я любила тебя. Теперь я тебя совсем

не люблю, Боричек. Я привыкла к тебе, и мне всегда надо было кого-нибудь слушаться, и я… не умею все время зарабатывать на жизнь, я слабая… мне надо при… при… как это по-русски? Прибежать? Нет, приобнять? Прилечь… пригодиться… привлечь… а! при-сло-ниться, да. Но это как-то совсем неинтересно получилось… Я надеялась долго… я не люблю ссориться… но… Что это за список, Боричек? Это – большое дерьмо, этот список. И эта твоя жизнь, такая, как сейчас есть и как ты ее хочешь видеть.

БОРИС ПЕТРОВИЧ. Не понял… Я не понял, Эва, ты что говоришь?

ЭВА. Я говорю, что список, который ты мне продиктовал, – дерьмо.

БОРИС ПЕТРОВИЧ. Нет, до этого, ты там щебетала что-то про люблю – не люблю.

ЭВА. Я тебя не люблю.

БОРИС ПЕТРОВИЧ. Давно?

ЭВА. Давно, да…

БОРИС ПЕТРОВИЧ. И продолжаешь со мной жить?

ЭВА. Продолжаю, да…

БОРИС ПЕТРОВИЧ. И что значит вся эта театральщина тогда, если ты живешь со мной, владеешь имуществом, спишь, и ничего не заметно – любишь, не любишь?

ЭВА. Наверное, это ничего не значит. Такая мелочь, правда? Когда-то ты из-за нее поломал себе жизнь, из-за этой мелочи – моей любви. А теперь для тебя важны все эти… рожи. Тебе пятьдесят лет, и вокруг тебя – одни рожи. Наглые, лживые, жадные рожи. И ты сам…

БОРИС ПЕТРОВИЧ. Я сам – рожа? Говори, договаривай…

ЭВА. Я шла замуж за другого человека. Этот человек был молодой и смелый, он ничего не возглавлял и смеялся над всякими начальниками. Да, я транжира, я люблю комфорт, я люблю деньги, но почему, Боричек, почему у вас обязательно – если деньги, так надо терять себя? Деньги – это нормально, они во всем мире есть, их можно иметь – и быть человеком. А у вас так не бывает.

БОРИС ПЕТРОВИЧ. Так. (Молчит.) Собирайся.

ЭВА. Куда?

БОРИС ПЕТРОВИЧ. Туда. К подружкам, к своим журналисткам, модельершам… Давай, живи у них, пока развод. Я не позволю! Ты меня унижать не будешь, паразитка! Сидит у меня на шее, тварь, и надо мной издевается! Господи, дома, выходной день, и нет покоя человеку. На работе война, и дома война. Хватит. Убирайся.

ЭВА (гордо). Пан желает развода? Пан получит свой развод. (Уходит.)

Борис Петрович один. Прошелся по комнате. Стукнул кулаком по столику.

БОРИС ПЕТРОВИЧ. Ну и что? Ну и разведусь. Сейчас не совок, на парткоме разбирать не будут… Карманников вообще пидер, а всем без разницы. Разведусь… Она думает, у нее там что-нибудь особенное, на женском месте? Польская дрянь. Господи, я ж ее ненавижу. Вот убил бы. Мог бы убить. Интересно, в самом деле, мог бы я ее убить? Не любит она меня, оказывается. Тварь,

чистая тварь. Когда надо, любит! Когда что приспичит, так стелется! И хитрая какая. И, главное, морда у нее еще моложавая, еще может обольстить какого-нибудь лопуха русского. Отсудит у меня дачу и замуж выйдет. Нет, надо ее убить. Эва! Эва! Эва, черт тебя подери!

ЭВА (она переоделась в дорогу). Что вам угодно? Я собираюсь.

БОРИС ПЕТРОВИЧ. Да, это дело серьезное. Одних тряпок пять чемоданов. Накупила на мои деньги. На мои грязные деньги накупила, говорю, тряпок.

ЭВА. Я тебе все оставлю.

БОРИС ПЕТРОВИЧ. На кой мне ляд твои обноски? Забирай. Потом снесешь в комиссионный, когда сядешь на мель. Ох ты, на какую ж ты мель сядешь без меня, графиня Шепальска.

ЭВА. Лучше голодать, чем жить с ничтожеством.

БОРИС ПЕТРОВИЧ. Ничтожество – это я?

ЭВА. Ты. Вор. Взяточник. Аферист.

Борис Петрович, издав короткое рычание, бросается на Эву и пытается ее придушить. Эве удается освободиться. Она бросается к камину и хватает чугунную кочергу.

ЭВА. Пся крев! Не подходи! Убью!

БОРИС ПЕТРОВИЧ (хватается за голову). Уходи, Эва. Не доводи до греха. Я правда убить тебя могу.

ЭВА. Езус Мария, как набросился. Ты как этот… кабан, вепрь, раненый зверь, да…

БОРИС ПЕТРОВИЧ. Эва, уходи.

ЭВА. Главное, чего ты завелся, я не понимаю. Я сказала что-то, так надо спорить, дискутировать, а ты сразу – развод, душить… Дикий русский мужчина.

БОРИС ПЕТРОВИЧ. Ты – дура, ты ничего не знаешь. Я не вор. У меня нормальный цивилизованный бизнес. Я использую свои возможности, вот и все. Я хороший работник, лучше многих. В моем департаменте все чисто, за три года ни одной проверки… Ты воров не видела, настоящих. А я видел, Эва.

ЭВА. Вот ничего себе схватил, а? Теперь что у меня на шее, интересно, будет? Тебе надо спортом заниматься, Боричек. У тебя много лишнего этого… темперамента.

БОРИС ПЕТРОВИЧ. Главное, достала ты меня ужасно. Ведь кругом враги, Эва, кругом. Ты говоришь – друзья, друзей позвать, а какие могут быть друзья, когда они на мою дачу посмотрят – и у них от злобы все нутро горит. Сейчас за рубль убить могут, а ты – друзья! Только семья, больше ничего. Ты, мама, сын… если бы брат не оказался советской сукой, я ему пожалуйста – зеленую бы улицу открыл. Пожалуйста! Разве я жадный? Честно скажи, в глаза мне посмотри – я жадный? Эва, было одно время, теперь другое время – я что, виноват в этом?

ЭВА. Вот у вас всегда – время, время… Может, и нет никакого времени. Только люди есть. А времени и нет… Я потому, что разволновалась за твой список… Никаких близких – ну, как это…

БОРИС ПЕТРОВИЧ. Хорошо, ладно, какие проблемы! Позовем маму, и Витьку позовем, и Татьяна пусть приходит, а, гори оно все! Ну, иди сюда…

Эва подходит к Борису Петровичу, они обнимаются.

ЭВА (плачет). Я так испугалась… куда я пойду, зима, холодно…