Общение в журналистике: секреты мастерства
Шрифт:
Во-первых, привел меня в барак офицер внутренней службы, отвечающий за оперативную работу, что, конечно же, сразу же насторожило Бориса – героя будущего очерка. Во-вторых, на виду у всех поговорил, точнее, обстоятельно отвечал на какие-то несущественные вопросы подскочившего мужичишки в мятом бушлате (он, как потом выяснилось, был из группы так называемых «опущенных»), а потом сразу подошел к Борису. В-третьих, начал беседу в присутствии третьих лиц. В-четвертых, хоть и не курю, даже не догадался захватить с собой сигарет, чтобы угостить собеседника. В-пятых, плохо помнил суть документально оформленного уголовного дела Бориса, переспрашивал об очевидном. В-шестых, нас все время прерывали: мой герой был «бугром» (бригадиром) и его то и дело о чем-то
Словом, только через несколько месяцев, после неоднократных встреч и многих писем (каюсь, переданных в колонию и неофициальными, указанными мне путями), после внимательного изучения обстоятельств дела, бесед с адвокатом состоялся разговор, выразивший в очерке нужную «тональность» рассказа об этом во всех смыслах неординарном человеке.
– Скажите, вот меня сначала учили убивать, выживать в любых условиях, реагировать на опасность автоматически (Борис был старшиной разведбата), а теперь, когда я адекватно ответил распоясавшимся пьяным подонкам, у меня сломана жизнь. Разве это верно? И потом, даже на войне были правила, только и соблюдая которые я остался живым. Первое из них: не будь эгоистом, не думай только о себе. Тот, кто спасал только свою шкуру – давно в земле. Но на «Большой земле» – эгоизм развратил людей. Прежде всего тех, кто чувствует безнаказанность за любое причиненное другому зло. А при первом же достойном отпоре прячется за законы. Разве так можно навести в стране порядок?
Герой моего очерка даже не мог предположить степень эгоизма, с которой столкнутся и после него целые поколения воинов, посланных в пекло от имени Родины.
Умение слушать и слышать
Недавно задумался над простой истиной: прошло, видимо, время, когда журналист-газетчик мог быть интересен только новой информацией, которую он доносит своему читателю. По радио или телевидению ее теперь можно получить гораздо быстрее, чем в напечатанном виде, в Интернете обнаружить в более полном объеме, а «сарафанное радио», слухи – донесут эту информацию порой разнообразнее написанного. Интересно читателю не что говорят, а кто.
Поэтому, уверен, любые наши даже самые маленькие по объему произведения неразрывно связаны не только с тем временем, событием, фактами, которые более или менее удачно удалось отразить, но и с нашим личным «информационным пространством». По-другому говоря, прежде всего с тем, как нам удалось раздобыть ту или иную эксклюзивную информацию, вчувствоваться в нее. Ведь если нет этой особинки – мы растворяемся в безликом «читал», «слышал», «видел».
Вот это искусство добывать, не пропустить эксклюзив и есть водораздел между профессионалом и вечным «любителем» в журналистике. Это качество я именую как умение слушать и слышать то, что для другого малоинтересно или второстепенно.
Убеждался в его ценности не раз...
Благодаря первой жизненной оплеухе я не поступил на журфак и успел отработать одну уборочную страду комбайнером (в УПК получил удостоверение механизатора III класса), испытал себя в роли учителя физкультуры в родной школе, был методистом в Доме культуры... А вообще-то – эти полтора года занимался любимым делом: возился с техникой, с утра до вечера был в спортзале, репетировал и играл на гитаре на танцах и... получал еще за все это удовольствие зарплату. Замечательное было время. А еще постоянно вел подробнейший дневник и писал в районную газету: о том, что видел, слышал, чувствовал, о том, по какому поводу переживал я и мои друзья. Сейчас то, что я публиковал, на Западе называется «народной журналистикой». Среди читателей такое первородное творчество бывает весьма популярно. А рассказываю я это вот в связи с
Заметили. Пригласили. И успел немного – до призыва на срочную службу – поработать в штате районной газеты «Красное знамя» в городе Касли Челябинской области. На первой же летучке с напором и юношеским максимализмом раскритиковал коллег за зарисовки и очерки, а мне в ответ вполне доброжелательно: «Пиши лучше...». Старался. У редактора Ивана Васильевича Целищева было любимое присловие: «За окном дождь, в командировку не поедешь, в номер все сдано – садитесь и пишите рассказы. В номер, может, и не поставим, а руку набьете...». И не помню, честно говоря, чтобы какие-то идеологические установки партии и правительства тогда особо выполняли. Ценились в публикациях та самая новизна факта, темы, языковые находки и... умение слушать и слышать.
Помню, приехали за шестьдесят километров в село Багаряк. Редактору, по царившей тогда традиции, надо бы как члену бюро райкома партии сразу к директору совхоза или в партком. А он – к магазину. Слушал, о чем в очереди немалой беседуют, сам о чем-то перемолвился с разными покупателями. Потом – к висевшей возле входа доске объявлений и давай переписывать все, что связано с продажей коров. Далее по этим адресам проехал. И вскоре в газете появляется проблемная статья о том, что сельчанам негде коров пасти, совхоз не помогает с кормами, хотя тонны соломы сгнивают, а покосы тоже не выделяют...
Во время службы в армии мне его величество Случай и этот первый приобретенный опыт помогли решить некоторые проблемы. Время уже к увольнению идет, а это был 1975 год, вдруг вызывает комбат: «Надо к 30-летию Победы стенгазету выпустить. Ты – парень грамотный, сделай...» Приказы в армии не обсуждаются. Надо так надо.
А заведующим столовой у нас в части был прапорщик Атаев. Пожилой, седущий, китель вечно в масле, но очень добрый. А поскольку я в кухонных нарядах (чаще всего вне очереди) там бывал нередко, много раз слышал от него рассказы о Великой Отечественной. Многое записывал, сам не зная зачем. Как мальчишкой попал он на фронт, про плен, про медаль «За отвагу», которую сам генерал Конев после боя к фуфайке пацану пристегнул... Поскольку начал я обо всем этом писать для стенгазеты, творческую энергию ничем не ограничивал.
Вывесили сей труд, а в это время, по-моему, вообще впервые за все время, в часть приехал корреспондент из Ташкента из окружной газеты Краснознаменного ТуркВО «Фрунзевец». Попросил снять, и увез нашу стенгазету. Замполит части всполошился:
– Что там такое, сукины дети, понаписали, я вам устрою «дембель»!
Где-то спустя две недели грустим с ротным писарем в каптерке – прибегает посыльный из штаба: «Товарищ старший сержант, вас к командиру части». А это равносильно примерно тому, что вас Господь Бог на Страшный суд призывает. Екнуло что-то в груди, когда шагнул за дверь, что рядом с полковым знаменем. А наш строгий полковник, «батя» – Федор Корнеевич Шпак, сам прошедший всю Великую Отечественную рядовым, вдруг... обнимает и целует меня. Он, оказывается, только что прочитал очерк на полполосы об этом прапорщике в окружной газете и всплакнул от того, как душевно написано. Я-то ведь не особо творчески и в объеме, и в деталях, и в средствах выразительности себя ограничивал в стенгазетном очерке. Опубликовали дословно, да еще с припиской – победителем конкурса, мол, я стал...
В общем, «на дембель», как мы тогда говорили, я ушел одним из первых в части, с рекомендацией для поступления на рабфак УрГУ и... убежденным фаталистом. От судьбы не убежишь. Лучше, все обдумав и взвесив, подчиниться ей, преодолеть себя и жизненные трудности, и тогда есть шанс получить от нее какой-то подарок.
Но при условии, что ты умеешь слушать и слышать!
В. Ф. Олешко в рабочей командировке в Риме