Общественная жизнь мистера Тольромбля, мэра города Модфога

Диккенс Чарльз

Посл долгихъ ожиданій, понедльникъ насталъ.

Еслибъ нарочно заказать погоду, то она не могла бы быть благопріятне. Никогда, въ день процессіи лорда мэра въ Лондон, не бывало такого тумана, какъ въ Модфог въ это памятное утро. Онъ тихо поднялся съ зеленоватой, стоячей воды при первыхъ лучахъ разсвта и, достигнувъ до высоты фонарныхъ столбовъ, застрялъ съ лнивымъ, соннымъ упорствомъ, котораго не побороть было и солнцу, вставшему съ красными глазами, словно посл ночной оргіи. Густая, сырая мгла окутывала городъ густой дымкой. Все было темно и мрачно. Верхи церквей временно простились съ нижнимъ міромъ и каждый предметъ меньшаго значенія — дома, деревья, барки надли трауръ.

На церковныхъ часахъ пробило два. Въ палисадник Модфогъ-Голла раздались слабые звуки надтреснутой

трубы, словно какой-нибудь чахоточный больной случайно въ нее кашлянулъ. Ворота широко растворились и изъ нихъ выхала на блой лошади сахарно-молочнаго цвта фигура, долженствовавшая изображать герольда, но походившая гораздо боле на карточнаго валета верхомъ. Это былъ клоунъ изъ цирка, постоянно прізжавшаго въ Модфогъ въ это время года и нарочно нанятый мэромъ для этого торжественнаго случая. Ученый конь выступалъ по всмъ правиламъ высшей школы, неся высоко голову, присдая на заднія ноги и выдлывая артистическія штуки передними, что должно было бы возбудить восторгъ въ сердцахъ разумной толпы. Но толпа въ Модфог никогда не была разумной и, по всей вроятности, никогда ею не будетъ. Вмсто того, чтобы разогнать туманъ своими радостными криками, какъ разсчитывалъ Николасъ Тольромбль, эта неразумная толпа, узнавъ въ герольд клоуна, подняла недовольный ропотъ, выражая полное неодобреніе странной мысли посадить клоуна на лошадь, какъ обыкновеннаго гражданина. Еслибы онъ стоялъ на сдл ногами къ верху или прыгалъ бы въ обручь, или даже просто стоялъ бы на одной ног, засунувъ другую въ ротъ, то восторгъ былъ бы всеобщій, но спеціалисту гаэру сидть просто въ сдл, положивъ ноги въ стремена, было слишкомъ глупой, оскорбительной шуткой. Такимъ образомъ, герольдъ потерплъ полное фіаско и безславно гарцовалъ подъ энергичные свистки зрителей.

За нимъ слдовало шествіе. Мы боимся сказать, сколько тутъ было людей въ полосатыхъ рубашкахъ и черныхъ бархатныхъ шапочкахъ, на манеръ лондонскихъ лодочниковъ, сколько фигуръ изображало скороходовъ, сколько несли знаменъ, которыя отъ тяжелой атмосферы ни за что не хотли публично выказать свои надписи, еще мене склонны мы повдать читателямъ, какъ музыканты, игравшіе на трубахъ и смотрвшіе на небо, т. е. на туманъ, шлепая по грязи и вод, до того забрызгали шедшихъ рядомъ съ ними скороходовъ въ напудренныхъ парикахъ, что послднія украшенія далеко не производили пріятнаго эффекта. Лучше также не распространяться о томъ, что лошади, привыкшіе къ цирку, часто останавливались и начинали танцовать на мст, отказываясь идти по прямому пути и т. д. Все это могло бы составить предметъ длинныхъ описаній, но мы не чувствуемъ къ этому ни малйшаго желанія.

О! какое величественное, прекрасное зрлище представляли муниципальные совтники въ парадныхъ каретахъ съ зеркальными стеклами, которыя доставлены были въ Модфогъ на счетъ Николаса Тольромбля и придавали шествію видъ похоронъ безъ траурной колесницы. И какъ эти почтенные члены городской корпораціи старались держать себя серьёзно и торжественно. А самъ Николасъ Тольромбль въ четырехъ-колесномъ фаэтон, съ рослымъ жокеемъ, важно возсдалъ между мистеромъ Дженингсомъ, представлявшемъ капелана, и другимъ мстнымъ чиновникомъ съ старой гвардейской саблей въ рукахъ, изображавшемъ меченосца. Это была, по истин, удивительная картина и слезы навертывались на глазахъ зрителей отъ смха. Такъ же трогательны были полные достоинства поклоны мистрисъ Тольромбль и ея сына, слдовавшихъ въ карет, и не замчавшихъ дружнаго хохота толпы. Но вотъ шествіе вдругъ остановилось и раздались снова трубные звуки; толпа умолкла и вс глаза устремились на Модфогскую гору, ожидая появленія какого-нибудь новаго чуда.

— Они перестанутъ теперь смяться, мистеръ Дженингсъ, сказалъ Николасъ Тольромбль.

— Я такъ думаю, сэръ, отвчалъ секретарь.

— Посмотрите, какъ они ждутъ съ нетерпніемъ новаго зрлища. Теперь наша очередь смяться.

— Еще бы, сэръ!

И Николасъ Тольромбль въ сильно возбужденномъ состояніи всталъ въ своемъ фаэтон и выразилъ телеграфными знаками свое удовольствіе лэди мэресс.

Пока все это происходило, Недъ Твиджеръ сошелъ въ кухню Модфогъ-Голла съ цлью доставить слугамъ мэра возможность первымъ

полюбоваться диковиннымъ зрлищемъ, которое ожидало жителей Модфога. Оказалось, что камердинеръ мэра былъ такъ дружествененъ, горничная такъ добра, а кухарка такъ любезна, что онъ не могъ отказаться отъ приглашенія выпить за здравіе ихъ господина.

Такимъ образомъ, Недъ Твиджеръ опустился въ своихъ мдныхъ доспхахъ на кухонный столъ и выпилъ кружку какого-то крпкаго напитка за процвтаніе мэра и успхъ его торжественнаго възда съ Модфогъ. Но для этого онъ долженъ былъ снять свой тяжелый шлемъ, который камердинеръ надлъ на свою голову, къ величайшему удовольствію кухарки и горничной. Этотъ дружественный камердинеръ былъ очень любезенъ съ Недомъ, а Недъ очень галантерейно ухаживалъ за кухаркой и горничной поперемнно. Вообще, имъ всмъ четверымъ было очень пріятно и крпкій напитокъ быстро улетучивался.

Наконецъ, Неда Твиджера громко позвали, ему пора было занять свое мсто въ торжественномъ шествіи. Дружественный камердинеръ, добрая горничная и любезная кухарка надли на него шлемъ, который закрплялся очень хитрымъ способомъ и, онъ торжественно выйдя на улицу, предсталъ предъ толпою.

Поднялся страшный шумъ, но это не были ни крики восторга, ни возгласы изумленія, а просто громкій, неудержимый хохотъ.

— Какъ! воскликнулъ мистеръ Тольромбль, вскакивая съ своего мста въ четырехколесномъ фаэтон. — Опять смхъ! Но если они смются надъ человкомъ, закованномъ въ настоящіе мдные доспхи, то они станутъ хохотать и при вид умирающаго отца. Но зачмъ онъ не идетъ на свое мсто? Зачмъ онъ катится къ намъ? Здсь ему нечего длать!

— Я боюсь, сэръ… началъ мистеръ Дженингсъ.

— Чего вы боитесь? спросилъ Николасъ Тольромбль, смотря прямо въ глаза своему секретарю.

— Я боюсь, что онъ пьянъ.

Николасъ Тольромбль бросилъ поспшный взглядъ на чудовищную фигуру, подвигавшуюся къ нимъ и, схвативъ за руку секретаря, огласилъ воздухъ болзненнымъ стономъ.

Дло было въ томъ, что мистеръ Твиджеръ, получивъ разршеніе отъ мэра выпить только по стакану рому посл закрпленія каждой штуки своихъ мдныхъ доспховъ, выпилъ въ торопяхъ по четыре стакана, уже не говоря о крпкомъ напитк, которымъ его угостили на кухн. Мы недостаточно спеціалисты, чтобы сказать, по какой причин — отъ того ли, что мдная броня мшала испаряться виннымъ парамъ или по чему-либо другому, но мистеръ Твиджеръ едва усплъ очутиться за воротами Модфогъ-Голла, какъ почувствовалъ себя совершенно пьянымъ, и вотъ почему онъ нарушилъ порядокъ шествія. Конечно, это само по себ составляло очень непріятное происшествіе, но судьба готовила Николасу Тольромблю еще худшее испытаніе. Мистеръ Твиджеръ уже боле мсяца не раскаявался въ своемъ нетрезвомъ поведеніи, и вдругъ ему вошло въ голову быть чувствительнымъ и сантиментальнымъ въ ту самую минуту, когда это ни мало не было умстно. Крупныя слезы катились по его щекамъ и онъ тщетно старался скрыть свое горе, отирая глаза пестрымъ коленкоровымъ платкомъ, который не очень подходилъ къ его военнымъ доспхамъ XVI столтія.

— Твиджеръ, подлецъ! воскликнулъ Николасъ Тольромбль, забывая свое достоинство:- ступай назадъ.

— Никогда, отвчалъ Недъ: — я гнусное животное, но васъ не покину.

— Хорошо, Недъ, не покидай его! закричали въ толп со всхъ сторонъ.

— Я и не намренъ, продолжалъ Недъ съ упорствомъ пьянаго:- я очень несчастливъ. Я несчастный отецъ несчастнаго семейства, но я преданный человкъ и никогда васъ не оставлю.

Повторивъ еще нсколько разъ это любезное общаніе, Недъ обратился къ толп съ длинной рчью, въ которой объяснилъ, какой онъ честный человкъ, сколько лтъ онъ прожилъ въ Модфог и тому подобные интересные факты.

— Эй, не возьмется ли кто-нибудь увести его? воскликнулъ Николасъ:- я заплачу щедро.

Двое или трое охотниковъ тотчасъ выступило изъ толпы, но секретарь мэра вступился.

— Погодите! сказалъ онъ. — Извините, сэръ, но право опасно къ нему подойти; если онъ пошатнется и упадетъ на кого нибудь, то непремнно задавитъ.

Слыша это замчаніе, толпа раздалась и охотники отскочили на почтительное разстояніе. Недъ остался одинъ, какъ герцогъ Девонширскій, въ своемъ маленькомъ кружк.