Общие вопросы этнографии русского народа. Традиция. Этнос. Религия
Шрифт:
В стихах 1877 г. все время звучит тема «матери»: «Мы любим сестру и жену и отца, но в муках мы мать вспоминаем»; «Так запой, о поэт, чтобы всем матерям на Руси, на святой, по глухим деревням Было слышно, что враг сокрушен, полонен (о турках на войне. – О. К.), а твой сын невредим, и победа за ним, не велит унывать, посылает поклон».
Биографы поэта отмечают особую эмоциональную чувственность поэта. К. Чуковский так обозначил это свойство Некрасова: «Этот страстный к страданию человек видел слезы страдания там, где их не видел никто». Например, когда он ехал по железной дороге, ему казалось, что она построена на костях людей, и он передавал это чувство в стихах. Однажды ему померещилось, что будто пыль на всех тысячеверстных деревенских дорогах так прибита женскими слезами, что ее не поднять, и это у него не аллегория. И он написал строчку 238 .
238
Там же. С. 26.
Хотя в лексике Некрасова много православных понятий и обращений, его деревня как будто бы дышит православием, но как только начинаешь приглядываться, то видишь, что православия здесь
К идеальным образам Некрасов также относит свою музу. Она почти синоним понятия «родина» из-за своей чрезвычайной близости ее страдающим героям. Вот что пишет поэт о своей вдохновительнице в предсмертные дни: «Недуг меня одолел, но Муза явилась ко мне беззубой дряхлой старухой, не было и следа прежней красоты и молодости, того образа породистой русской крестьянки, в каком она чаще всего являлась мне и в каком обрисована в поэме моей “Мороз, Красный Нос”» 239 . Образ музы вырисовывается как образ, который посылает родина, чтобы вдохновлять поэта. В стихах того же времени (1877 г.) звучит:
239
Литературное наследство. М.: Изд-во АН СССР, 1946. Т. 49–50. С. 167.
Н. А. Некрасов часто обращается в своем творчестве к этничности, нередко говорит о русскости народа и совершенно очевидно, что для него это важный литературный прием, позволяющий символически обозначить народный элемент, который он описывает. О русскости поэт начинает говорить с 1861 г., в связи с освобождением крестьян от крепостного права. «Русская земля», «русские люди», – звучит в стихотворении «На смерть Шевченко». В стихотворении «Крестьянские дети»: «мальчик живой, настоящий, и дровни, и хворост, и пегонький конь, и снег, до окошек деревни лежащий, и зимнего солнца холодный огонь – всё, всё настоящее русское было, с клеймом нелюдимой, мертвящей зимы, что русской душе так мучительно мило, что русские мысли вселяет в умы, те честные мысли, которым нет воли, нет смерти, в которых так много и злобы и боли, в которых так много любви!» В 1862 г. написаны классические стихи о женской доле – русской доле: «Доля ты! – русская долюшка женская! Вряд ли труднее сыскать. Всевыносящего русского племени, многострадальная мать!» «Русская песня не врет» о дороге, проторенной цепями каторжников; «за отчизну любезную вынес достаточно русский народ» (1864 г.). «Плачь русская земля», – обращается поэт к России в стихотворении «Памяти Добролюбова». «В глухие темные селенья, где изнывает русский ум» (1865 г.), «русский гений издавна венчает тех, которые мало живут». В 1867 г. был написан цикл стихов «Стихотворения, посвященные русским детям».
При том, что даже в конкретике быта поэт рисует некую идеальную и как будто объективную (но только с точки зрения поэта-революционера) картину: крестьянство показано в бедности, тяготах, горе, рабском состоянии, унынии и угнетенном духе. Однако столь односторонний и нарочито ошибочный взгляд на народ легко опровергнуть, обращаясь к самым разным источникам, в том числе и научной литературе. Но писатель не видит ни полутонов, ни ярких красок в крестьянской жизни. Если где-то в стихах и проглядывает народная удаль и красота, то сквозь гримасы горя и страданий или в отдельной социальной группе «удалых купцов».
Подведем итог сделанному Н. А. Некрасовым в области этнического мифотворчества. Хотя расширенное понятие «родины» появляется до него в значении «православного Отечества» (первая половина XIX в.), но Некрасов активно мифологизирует этот образ и через десакрализацию образа Богородицы создает новое понятие «Родины-Матери», имеющее этническую окраску. Поэзия одного образа, одной мысли, одного мифа словно призвана была бить в одну точку, и в силу ее глубоко эмоционального характера она производила на слушателей, жаждущих «настоящей правды о народе», ошеломляющее воздействие, за что ее и ценили революционеры. «В эти годы (т. е. первого знакомства с Некрасовым) я был мало развитым, – писал один из таковых слушателей, – много не понимал, слово, например, «гражданин» было мне совершенно незнакомо. По прочтении же Некрасова (т. е. при основательном знакомстве с его творчеством. – О. К.) сразу как-то прозрел, я стал вдумчивее относиться к окружающей меня жизни, я загорелся злобой к сытым, довольным собой» 240 . Пока крестьяне слушали одно-два стихотворения поэта, где описывались горести крестьянской жизни, они действительно загорались сочувствием к стихам, но как только была возможность почитать всего Некрасова, то происходило другое: начинали «загораться злобой».
240
Евгеньев-Максимов В. Е. Указ. соч. С. 280.
Как поэт-революционер А. Н. Некрасов подчинил свой большой поэтический талант делу «прозрения» народа, чтобы народ «проснулся», «загорелся злобой» и сбросил государственные, церковные и социальные оковы. «Святая Русь» поэта является литературным, выдуманным образом, не имеющим отношения к действительному этническому облику русских, и потому путь к этой некрасовской Руси лежит не через религиозный подвиг, а через народный бунт, через пугачевщину. Некрасов отвергал позитивность церковной жизни для народа, отчего его православие «без попов да без чинов», т. е. без духовенства и без Церкви, оно «народное», точнее псевдонародное. Закваска у некрасовской веры – страдания, но без Бога, Христа 241 . Отсюда и выросла искаженная картина: бесконечное горе не уравновешено радостью; в святых ходят лишь страдальцы-бедняки, о святых церковных подвижниках
241
Справедливости ради отметим, что в одном из предсмертных стихотворений-набросков у Некрасова нарисован и образ женщины-христианки, избирающей монашество как жизненный путь: «Я сбросила мертвящие оковы, /Друзей, семьи, родного очага/ Ушла туда, где чтут пути Христовы/ Где стерегут оплошного врага». («Отрывок». 1877 г.)
А. Н. Некрасов в своем творчестве впервые в русской литературе создает фундаментальный миф о русском народе и русской женщине. В некрасовский поэтический образ вместилась своего рода словесная, светская икона, которой должны были поклоняться все те, кому дорога была идея правды, в революционном и интеллигентском (сублимированном, очищенном от жизненного реализма) ее понимании. Таким образом, в этническое пространственное бытие вводятся иллюзорные и совершенно не христианские смыслы, которые сводятся к понятию «Родины-Матери». «Родина-Мать» свята своим страданием, но страданием не ради Христа, а ради нее самой. За эту ее особенность Некрасов называет ее «Святой Русью». Страдание ради себя самой и обозначение этого страдания как образа Святой Руси и позволяет Некрасову вывести образ матери на мифологический уровень. Квазирелигиозный характер этой конструкции сделал ее привлекательной не только для интеллектуалов, но и для широкого круга людей, болеющих за судьбу России. Некрасов так искренне зовет «верить» его Руси и в его Русь, что ему начинали верить очень многие из числа духовно дезориентированного общества. Так литературное слово сыграло свою роковую роль: борьба за возвращение русской этничности ее достойного места была переведена западниками в революционную плоскость и подчинена делу освобождения народа от политического (самодержавного), социального, экономического и культурного гнета. Ни один политический трактат и манифест не смог бы так мифологизировать действительность, как это сделал поэт. Он словно сотворил новый мир России, новую Россию, которую отныне следовало «отмаливать», глядя на некрасовский «иконописный» образ. Но эта «молитва» рождала в сердцах поклонников поэта не умиление, а злобу и протест!
Некрасовская «Русь» оказалась необыкновенно востребованной в революционной среде и в революционной России после 1917 г. Но и до 1917 г. активно разворачивался процесс пропаганды его творчества. Вскоре после кончины А. Н. Некрасова его сестрой готовится собрание сочинений. Затем, после ее смерти, начинают выходить год за годом собрания сочинений. Таких изданий большими тиражами было до революции 13 242 . И хотя это были купированные цензурой произведения, но все основные вещи поэта присутствовали там без изменений. В предреволюционные годы о Некрасове издается масса критической литературоведческой литературы. В 1902 г., в дни 20-летнего юбилея со дня кончины, широко отмеченного по всей России, его возводят в классики, равные Пушкину. Против этого выступали Л. Н. Толстой и еще раньше И. А. Тургенев, не считавшие Некрасова крупной литературной величиной 243 . Сразу после революции, в годы Гражданской войны, в 1918 г. Народный комиссариат просвещения, возглавляемый А. В. Луначарским 244 , при поддержке В. И. Ленина как большого почитателя Некрасова, постановил напечатать полное собрание стихов А. Н. Некрасова без пропусков и купюр. Эту работу Луначарский поручил К. Чуковскому. Первое послереволюционное собрание стихов поэта вышло в 1920 г., но, как считал сам ответственный редактор, оно было неудачным. Более подготовленное и полное издание, с подробным справочным аппаратом вышло под редакцией К. Чуковского в 1927 г. К. Чуковский в предисловии писал: «изучение Некрасова вышло из узкого круга специалистов и стало делом тех широких масс, к которым обращены произведения этого автора» 245 . Однотомное собрание было издано тиражом 10 тыс. экземпляров. К этому времени К. Чуковским выпущено несколько исследований о поэте, имевших цель нарисовать читателю «неприукрашенный облик» Некрасова. В них поэт предстает в крайне нравственно непривлекательном виде. Чуковский же пишет о том, что нет смысла нам что-то замалчивать, делать из Некрасова святого, – напротив, «обыкновенным», грешащим человеком он будет нам еще дороже, ведь главное не то, как он жил, а как боролся за народ. Этим идеал «святого» народолюбца Некрасова не развенчивался, а, с точки зрения Чуковского (да и в целом лениных-луначарских), доводился до совершенства, поскольку был противоположен христианскому идеалу. Невероятный спрос на поэзию Некрасова заставил издателей повторить еще десять раз издание 1927 г. Однотомник выходил в 1928 г. два раза, в 1929, 1930, 1931, 1934 (два раза), 1935, 1937 годах. Второе и третье издания были тиражом по 10 тыс., пятое – 51–71 тыс., затем пошли тиражи по 15 300. Кроме того, в эти же годы выходили и обычные издания. Например, в 1938 г. вышло два разных издания по 20 и 25 тыс. экземпляров.
242
Чуковский К. От редактора // Полное собрание стихотворений Н. А. Некрасова. Ред. и прим. Корнея Чуковского; Критический очерк И. Кубикова. М.; Л., 1927. С. VI.
243
Евгеньев-Максимов В. Е. Указ. соч. С. 262.
244
Луначарский восхищался Некрасовым, известна его фраза: «Достаточно только вспомнить взлет народной фантастики в появлении воеводы Мороза в великой изумительной поэме Некрасова этого имени. Какая удаль, какая ширь, какой демонизм». – Луначарский А. В. Собр. соч. Т. 1. М., 1963. С. 218.
245
Чуковский К. От редактора… С. X.
В предвоенные годы советский читатель, вместе с грамотой, в советских школах получал и «прививку» некрасовского творчества. Понятие «родины» как макротерритории, как территории страдания и скорби, нуждающейся в защите, как «родины-матери», все дающей и все требующей взамен, повсеместно становилось частью советской идеологии. Характерно, что такой известный некрасовед, как В. Е. Евгеньев-Максимов, в своей книге о Некрасове 1945 г. связывает победу в Великой Отечественной войне и с заслугами Некрасова. Стихи Некрасова были запечатлены на одном из известных военных плакатов «Мать, провожающая сына на фронт». В начале книги Евгеньев-Максимов приводит обязательную по канонам времени цитату из книги И. В. Сталина: «Только народ бессмертен, остальное преходяще» 246 .
246
Евгеньев-Максимов В. Е. Великий русский народ в поэзии Н. А. Некрасова. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1945. С. 3.