Община Святого Георгия. Второй сезон

Соломатина Татьяна

На пороге появляется Матрёна, нехарактерно мила. Хотя и насупливается, увидав Белозерского.

Матрёна Ивановна:

Георгий Романович, идёмте обедать. Уж давно пора.

Георгий поднимается – первые движения отражаются болью на лице. Белозерский встаёт, хочет подать ему руку. Мимика Георгия, не видна Матрёне: «не вздумай, барин!» Встаёт, разворачивается.

Георгий:

С удовольствием, Матрёна Ивановна!

Пропускает её вперёд,

жест: «прошу!» Заходит, подмигнув Белозерскому. Белозерский делает бровушками, глядит в сторону, куда ушёл Госпитальный Извозчик, затем на дверь. Соображает, отчего невзлюбил Извозчик Георгия: из ревности к Матрёне.

Белозерский:

Вот оно что!

Зеркалит Верину реплику из сцены в кабинете:

Белозерский:

Она только предложила. Ты мог отказаться!

Усмехается, заходит в клинику.

9-33. Инт. Клиника/ординаторская. День.

(Белозерский, Концевич, Кравченко.)

Белозерский собирается, снимает белый халат, вешает в шкаф. Кравченко сидит за столом с бумагами. Заходит Концевич. Белозерский в прекрасном настроении (вечером к Вере).

Белозерский:

Хорошего дежурства не желаю, Дмитрий Петрович! Плохая примета… Эх, скорей бы уже открылись!

Жмёт руку Концевичу, хлопает по плечу. Салютует Кравченко:

Белозерский:

Владимир Сергеевич!

Выходит из ординаторской. Концевич сел на подоконник, достал бутерброд.

Кравченко:

Дмитрий Петрович, почему с персоналом никогда не обедаете?

Концевич пожимает плечами.

Концевич:

Не любят они меня.

Кравченко:

А вы их?

Концевич снова пожимает плечами, говорит равнодушно.

Концевич:

Я к ним прекрасно отношусь. Без них – никак.

Кравченко отрывается от бумаг, смотрит на Концевича, со значением:

Кравченко:

Вы бы продемонстрировали им своё прекрасное отношение.

Концевич:

Я никогда не демонстрировал обратное.

Кравченко встаёт, даже слегка на нерве, отбросив ручку:

Кравченко:

Так продемонстрируйте прямое!

Концевич откусывает бутерброд, жуёт, ровно, без эмоций. Кравченко начинает расхаживать по ординаторской – в своих мыслях, в его повадке сейчас нет никакого отношения к Концевичу.

Концевич:

Почему Вера Игнатьевна на повторный вызов сама поехала?

Кравченко:

Видимо потому, что у неё лучше получается с прислугой, чем у вас! Души в вас нет, господин Концевич. Это для любого дела плохо.

Концевич:

В

любом деле человек – всего лишь аргумент заданных функций.

Кравченко:

Вы, очевидно, окончили гимназию с отличием.

Концевич, продолжая жевать, отвешивает лёгкий поклон: «да».

Кравченко:

И знаете, что даже в алгебре «аргумент заданных функций» трактуется как «неизвестная» или же «переменная».

Концевич:

И из той же алгебры мне отменно известно, что уравнение – есть равенство вида. И неважно, каким путём оно достигается.

Кравченко садится, усмехнувшись, возвращается к писанине.

Кравченко:

Отнюдь нет. Решение уравнения достигается поиском тех значений аргументов, при котором возможно равенство.

Концевич (так же спокоен и равнодушен, дожевал бутерброд, стряхнул крошки), сминает пакет.

Концевич:

Владимир Сергеевич, вы знаете как с арамейского переводится слово «грех»?

Кравченко:

Буквально: не попасть из лука в цель.

Концевич кидает смятый пакет в мусорную корзину – чётко попал. Встаёт, идёт на выход.

9-33. Нат. Клиника/задний двор. День.

(Госпитальный Извозчик, Белозерский, Ася.)

Белозерский выходит из клиники, весел. Госпитальный Извозчик сидит на ступеньках, хмурый.

Белозерский:

До завтра, Иван Ильич! Гляди веселей!

Идёт на выход. Из клиники выбегает Ася, догоняет Белозерского.

Ася:

Александр Николаевич!

Он радостно оборачивается к ней.

Белозерский:

Да, Ася?

Смотрит с искренней дружеской заинтересованностью.

Ася:

Александр Николаевич… Мне кажется, что Владимир Сергеевич… Что он…

Ася смущается. Но даже этот последний женский аргумент: вызвать ревность, – совершенно бесполезен. Ася окончательно понимает, что Белозерский к ней не испытывает ничего такого, на что она втайне продолжала надеяться. Белозерский продолжает за неё, видя её смущение и неверно считывая его как просьбу к другу о мнении, о совете:

Белозерский:

Влюблён в вас? Господи, Анна Львовна! Это все видят! Он прекрасный человек!

Ася тихо, опустив глаза…

Ася:

А вы… Вы влюблены в Веру Игнатьевну?

Белозерский берёт её за руки.

Белозерский:

Я люблю её. Это сильнее. Больше. И… хуже!.. Вы, дружочек, господина Кравченко не отвергайте. Это только кажется, что он неромантичный, сдержанный. Он, всё-таки, морской офицер. И знает цену бурям.