Обсидиановая бабочка
Шрифт:
Он все еще хмурился, глядя на меня по-Эдуардовски, когда дверь распахнулась. На моих глазах он преобразился в Теда. Глаза заискрились, губы разошлись в улыбке, все выражение лица стало иным, будто это была маска. Личность Эдуарда исчезла как по волшебству. Наблюдая это так близко, я даже поежилась. Легкость, с которой он менял личины, наводила жуть.
В дверях стоял мужчина, низкорослый, не намного выше меня – пять футов шесть дюймов самое большее. Я подумала: неужто в местной полиции нет норм роста? Золотистые и коротко стриженные волосы выгорели на солнце до белокурых
У мужчины были красивые светло-зеленые глаза цвета молодых весенних листочков, с длинными золотистыми ресницами, они смягчали и придавали его лицу почти женственную красоту. Лишь благодаря мужественно выставленной челюсти лейтенанта можно было бы назвать скорее смазливым, чем красивым. Она и портила лицо, и спасала его от совершенства.
Глаза у мужчины, может, и были красивые, но не дружелюбные. В них сквозил даже не холодный коповский взгляд, а какая-то враждебность. Поскольку мы с этим человеком никогда не виделись, значит, причина в том, что я женщина, штатская или аниматор – либо и то, и другое вместе. Он или шовинист, или же набит предрассудками. Не знаю, что лучше.
Эдуард попытался прервать молчание.
– Лейтенант Маркс, это Анита Блейк. Сержант Эпплтон вам насчет нее звонил.
Эдуард говорил бодрым голосом Теда, но плечи его напряженно согнулись, и жизнерадостности в них заметно не было.
– Вы Анита Блейк. – Лейтенант Маркс сумел выразить голосом сомнение.
– Она самая.
Он прищурился:
– Я не люблю, когда в порученные мне дела лезут штатские. – Он ткнул пальцем в сторону Эдуарда. – Тед доказал свою полезность. – Ткнул в мою сторону. – А вы – нет.
Эдуард начал что-то говорить, но Маркс оборвал его резким движением руки:
– Пусть сама ответит.
– Я отвечу на вопрос, если вы его зададите, – сказала я.
– Что это должно значить?
– Это значит, что пока вы не задавали мне вопроса, лейтенант. Вы только делали утверждения.
– Ладно, всякая королева кладбищ тут еще умничать будет!
Ага, значит, это предрассудки. Одна загадка разрешилась.
– Меня сюда пригласили, лейтенант Маркс. Пригласили помочь вам расследовать дело. Если вы не хотите моей помощи – не надо, только пусть кто-то из городского начальства объяснит моему боссу, какого черта я лезла на самолет в Нью-Мексико, если не была уверена, что я там нужна.
– Я вас не так встретил, и вы бежите к властям?
Я покачала головой:
– Слушайте, Маркс, что за шило у вас в заднице?
– Чего?
– Я вам напоминаю вашу бывшую жену?
– Я женат, и жена у меня только одна! – возмущенно заявил он.
– Мои поздравления. Так что дело в той вудуистике, которой я поднимаю мертвых? Вас мистические искусства пугают?
– Я не люблю черной магии.
Он потрогал крестообразную заколку галстука, которая стала почти повсюду стандартным элементом полицейской формы. Я почему-то решила, что Маркс эти заколки принимает всерьез.
– Черной
– Это вы так говорите.
– Вопрос о состоянии моей бессмертной души мы с Богом будем решать без вас, лейтенант Маркс. Не судите, да не судимы будете. Или вы этот завет пропустили и придерживаетесь только того, что вам нравится?
У него потемнело лицо, забилась жилка на лбу. Гнев до такой степени, даже если лейтенант – христианский экстремист правого толка, был излишен.
– Что там за чертовщина за той дверью, что вы так оба перепугались?
Маркс заморгал:
– Я ничего не испугался.
Я пожала плечами:
– Испугались, и это видно. Вас потряс вид выживших, и вы решили отыграться на мне.
– Вы меня не знаете, – заявил он.
– Нет, но я хорошо знаю полисменов и могу определить, когда человек боится.
Он подступил ко мне так близко, что я шагнула бы назад для драки, освободив между нами пространство. Но я не тронулась с места. Не мог лейтенант в самом деле развернуться и стукнуть.
– Вам кажется, вы такая железная и крутая?
Я заморгала прямо перед его лицом, так близко, что, если бы я встала на цыпочки, могла бы его поцеловать.
– Мне не кажется, лейтенант. Я в этом уверена.
Он улыбнулся моим словам, но не добродушно и не радостно.
– Если вы думаете, что можете это выдержать, – прошу вас.
Он шагнул в сторону и приглашающим жестом указал на дверь палаты.
Я хотела спросить, что там за дверью. Что там может быть такого страшного, что настолько потрясло Эдуарда и лейтенанта полиции? Закрытая гладкая дверь хранила свои секреты.
– Чего вы ждете, миз Блейк? Вперед, открывайте дверь.
Я оглянулась на Эдуарда.
– Кажется, ты не хочешь меня просветить.
– Открывай дверь, Анита.
– Сволочь, – буркнула я себе под нос и открыла дверь.
6
Она вела не прямо в палату, а в небольшой тамбур с еще одной дверью, почти полностью стеклянной. Слышался шум циркулирующего воздуха, будто у палаты была автономная вентиляция. Сбоку стоял человек в зеленой одежде хирурга, с пластиковыми бахилами на ногах, на шее болталась маска. Он был высок и худ, но слабым не казался. И при этом он был первым увиденным мной жителем штата Нью-Мексико без загара. Человек протянул мне хирургический комбинезон:
– Надевайте.
Я взяла комбинезон у него из рук.
– Вы лечащий врач?
– Нет, я медбрат.
– А имя у вас есть?
Он чуть улыбнулся:
– Бен. Меня зовут Бен.
– Спасибо, Бен. Я Анита. А зачем мне вот это?
– Чтобы не занести инфекцию.
Я не стала спорить. Я была специалистом скорее по отнятию жизни, чем по ее защите, а к мнению специалистов я прислушиваюсь. Штаны комбинезона я натянула поверх джинсов, стянув завязки потуже. Но штанины все равно болтались у меня на ступнях.