Обсидиановый храм
Шрифт:
Руки Констанс сжались в кулаки даже от этого простого воспоминания.
Это не Диоген. Это невозможно. Это был кто-то другой, кто-то, кто так же хорошо знал все ее самые потаенные секреты. Но только не Диоген.
Невероятная мысль поразила ее, словно молния. «Он жив!» — подумала она. — «В конце концов, он не утонул! Он вернулся ко мне».
На нее обрушилась волна эмоций. Констанс ощутила почти лихорадочную, безумную надежду, смешанную с предвкушением, а ее сердце забилось с бешеной
— Алоизий? — закричала она в темноту. Голос ее прозвучал надтреснуто, в нем одновременно звенели слезы и смех, и даже она сама не могла сказать, чего именно в нем было больше. — Алоизий, выйди и покажись мне! Я не знаю, отчего ты решил столь застенчиво скрываться, но, ради Бога, пожалуйста, позволь мне тебя увидеть!
Но единственным ответом ей стало лишь эхо, отразившееся от каменных стен подземелья.
15
Рокки Филипов, капитан рыболовецкого судна «Маниболл» — переоборудованного шестидесятипятифутового траулера — повернул голову и сплюнул на палубу табачно-коричневую слюну, которая тут же расплылась по липкому слою, покрывавшему доски и состоящему из смеси жира, дизельного топлива и отвратительной рыбьей слизи.
— Все просто, — заговорил один из членов команды Мартин де’Хесус. — Мы тратим на него слишком много времени. Давайте просто прострелим его гребаную башку к чертовой матери, запихнем в мешок из-под рыбы, привяжем к нему груз и сбросим за борт.
Холодный ветер гулял по палубе «Маниболла». Стояла глубокая пасмурная беззвездная ночь, и судно стояло на якоре близ Бейли-Хол, недалеко от границы с Канадой. На палубе темного корабля собралась небольшая группа людей, и со своего места Филипов прекрасно видел, что каждый из них дымил сигаретой. Другого света на палубе не было — «Маниболл» выключил все ходовые огни, бросив якорь, и погрузился во тьму. Даже красная подсветка рулевой рубки была погашена.
— Согласен с Мартином, — раздался голос Карла Миллера, после чего его сигарета ярче засияла в темноте, и последовал громкий выдох. — Я не хочу и дальше держать его на борту. Они просто тянут время. К черту сделку! Это слишком рискованно.
— Это не рискованно, — возразил кок. — Мы можем меньше, чем за час, добраться до нейтральных вод. Следующая партия будет только через несколько недель! Арсено — наш друг, он стоит того, чтобы за него поторговаться.
— Да… может быть. Но почему тогда федералы не хотят сотрудничать?
Капитан Филипов внимательно слушал этот обмен мнениями. Экипажу необходимо было обговорить всю эту ситуацию. В последние дни напряжение на судне резко возросло. Собравшиеся на палубе члены команды — за исключением вперед смотрящего — постепенно сгрудились у рулевой рубки, словно собирались разнести ее в пух и прах. Капитан поежился от озноба под порывом холодного ветра и прижался к стальному дверному косяку, скрестив руки на груди.
— Я думаю, они пытаются нас выследить, — буркнул
— Неважно, — качнул головой кок. — Если увидим хоть дуновение чего-то подозрительного с южной стороны, снимемся с якоря, а парня сбросим за борт. К тому же, мы все еще можем продать его часы.
Спор все продолжался и продолжался. В конце концов, каждый член команды по несколько раз высказал свое мнение на счет происходящего.
Поняв, что пришло его время, Филипов оттолкнулся от стены, снова сплюнул на палубу и заговорил:
— Этот ублюдок у нас на борту почти три недели. Мы пытаемся сторговаться только несколько дней. План был хорош, и я намереваюсь и дальше его придерживаться. До конца срока еще три дня — таков был уговор. Если через три дня сделка так и не состоится, мы поступим, как говорит де’Хесус, и сбросим его за борт.
Он закончил говорить и замер в ожидании реакции экипажа. На тесном судне, промышлявшем контрабандой наркотиков, вопреки всем этим дешевым фильмам и телешоу, при работе с командой нельзя было полагаться только на свой авторитет — необходимо было приходить с ними к консенсусу. Нельзя было просто сказать свое веское слово и решить, что оно сработает.
— Справедливо, — высказался, наконец, кок.
— Карл? — обратился Филипов.
— Хорошо. Еще три дня.
— Мартин?
— Черт, да я уже через пару дней повешусь! Но так и быть.
Спор, наконец, прекратился, и собравшаяся группа начала разбредаться по своим делам. Капитан Филипов перехватил кока, когда тот направился обратно на камбуз.
— Мне надо постараться сохранить этого ублюдка в живых, — решительно проговорил он. — У тебя еще осталась говядина с ужина?
— Еще бы.
Филипов направился в столовую, набрал миску тушеного мяса, прихватил с собой бутылку воды и понес еду и питье вниз, в кормовой лазарет. Люк оставили открытым, чтобы внутрь поступал воздух, но задраили решетку, чтобы «пациент» не смог выбраться наружу.
Капитан зажег фонарь, висящий на стене у двери, и сквозь решетку уставился на обитателя помещения — он находился все в том же положении, в каком Филипов видел его в последний раз: прикованный за руку наручниками к кровати. На нем был все тот же рваный грязный черный костюм, в котором его подобрали, и создавалось впечатление, будто эти клочья одежды надели на живой скелет. Лицо пленника покрывали ссадины и ушибы, а белокурые волосы слиплись и сальной паутиной облегали череп.
Филипов открыл решетку и спустился в трюм, поставил перед изможденным пленником бутылку воды, затем присел на корточки пристально посмотрел на него. Мужчина лежал с закрытыми глазами, но веки его сразу же поднялись, как только капитан замер рядом с ним. Казалось, что в серебристых глазах сверкал какой-то скрытый внутренний свет.
— Я принес тебе немного еды, — сказал Филипов, указывая кивком головы на миску в своей руке.
Пленник не ответил.
— Что так задерживает твоих друзей, а? — в сотый раз спросил его Филипов. — Они продолжают упорствовать.