Обстоятельства гибели

Корнуэлл Патрисия

— Зачем кому-то в твоем офисе разговаривать с матерью человека, признавшегося в преступлении? — Вопрос Бентона звучит скорее как утверждение. Риторически. — Никакой информации о том, что ты уезжаешь из Довера именно сегодня, в прессу не просочилось. Может быть, утечка связана с другим делом? — Он имеет в виду дело парня, умершего в Нортон’с-Вудс. — Может быть, есть какое-то иное, логическое, объяснение ее осведомленности. Никак не связанное с Джеком. Я пытаюсь не замыкаться на одной версии.

По-моему,

ничего такого Бентон не пытается. Он уже уверовал, что именно Филдинг рассказал обо мне миссис Донахью. Но почему? Представить не могу. Разве что прав Марино, и мой заместитель хочет, чтобы я лишилась работы.

— Мы оба знаем ответ. — Я слышу уверенность в собственном голосе и понимаю, насколько сама убеждена в виновности Филдинга. — В новостях ничего такого не сообщали. И даже если миссис Донахью каким-то образом проведала о моем возвращении, это никак не объясняет тот факт, что она знает бортовой номер вертолета Люси, время и место прибытия.

Бентон поворачивает к Кембриджу. Снежинки мельчают, но метет сильнее. Ветер налетает порывами, бьется о внедорожник, норовит столкнуть; ночь переменчива и вероломна.

— С другой стороны, шофер принял тебя за меня. Я это поняла по тому, как он обращался к тебе. Он думал, что ты — доктор Скарпетта. А ведь миссис Донахью наверняка известно, что я — не мужчина.

— Трудно сказать, что именно она знает. В деле ее сына медэксперт не ты, а Филдинг. И с формальной точки зрения ты не имеешь к нему никакого отношения. Строго говоря, ты не несешь никакой ответственности.

— Я — главная, а значит, отвечаю за все. По большому счету все дела в Массачусетсе, подлежащие медицинской экспертизе, мои. И ко всем я имею отношение.

— Я имел в виду вовсе не это, но все равно рад, что ты так говоришь.

Разумеется, он имел в виду не это. А что? Лучше не думать. Меня здесь не было. Предполагалось, что я, находясь в Довере, буду одновременно обеспечивать работу ЦСЭ. Может быть, задача с самого начала ставилась нереальная. Может быть, меня подставляли намеренно, рассчитывая на провал.

— С самого начала, когда ЦСЭ только открылся, ты держалась невидимкой. В новостях о тебе ничего не говорили.

— Так и задумывалось, — отвечаю я. — В армии публичность не приветствуется.

— Конечно, так и задумывалось. Я тебя не виню.

— Задумывалось Бриггсом. — Я озвучиваю то, к чему, как подозреваю, и ведет Бентон.

Бриггсу он не доверяет. И никогда не доверял. Я всегда списывала это на ревность. Бриггс — человек влиятельный и опасный, а Бентон утратил свое влияние после ухода из ФБР. К тому же у нас с Бриггсом общее прошлое. Он один из немногих в моей жизни людей, кто вошел в нее до Бентона. Иногда кажется, что я познакомилась с Джоном Бриггсом, едва повзрослев.

— В армии не хотели, чтобы ты

давала интервью о Центре или рассказывала публично о Довере до учреждения ЦСЭ и окончания твоей командировки, — продолжает Бентон. — Тебя на какое-то время отодвинули в тень. Вспоминаю, когда ты в последний раз появлялась на Си-эн-эн. Получается, по меньшей мере год назад.

— Предполагалось, что именно сегодня я выйду из тени. И обстоятельства сложились так, что Си-эн-эн отменили. Отменили в третий раз. Ровно столько же откладывалось мое возвращение.

— Да, совпадения. Много совпадений.

Может быть, это Бриггс умышленно скомпрометировал меня. Какой блестящий план — готовить меня к большой, самой большой в моей карьере работе и при этом делать так, чтобы меня забыли. Делать из меня невидимку. Лишить голоса. И в конце концов избавиться от меня. Сама эта мысль шокирует. Нет, все-таки не верю.

— Кто подстроил эти совпадения, вот что тебе нужно знать. И я вовсе не утверждаю, что Бриггс сделал что-то в духе Макиавелли. Бриггс — не весь Пентагон. Он — просто винтик в очень большой машине.

— Я знаю, что тебе не нравится Бриггс.

— Мне не нравится машина. Она везде и повсюду. Это нужно понимать, чтобы не дать ей пережевать тебя и выплюнуть.

Снежинки щелкают и прыгают по стеклу. Мы проезжаем по открытой местности и через густой лес, а когда минуем мост, слышим, как справа с силой бьется о парапет вода. Температура, должно быть, упала; снег мелкий и колючий. Вырываясь из одного погодного кармана, мы попадаем в другой, и от этих перемен мне становится неспокойно, тревожно.

— Миссис Донахью знает, что у Филдинга есть босс, главный медэксперт и директор Центра судебно-медицинских экспертиз, некто доктор Скарпетта, — рассуждает Бентон. — Она должна это знать, если решилась обратиться к тебе лично. Но возможно, ничего больше она и не знает, — констатирует Бентон, предлагая свое объяснение случаю в аэропорту.

— Давай посмотрим, что здесь. — Я хочу заглянуть в конверт.

— Его нужно отдать в лабораторию.

— Она знает, что Скарпетта — босс Филдинга, но не знает, что я — женщина. — Звучит нелепо, но не невероятно. — Но ведь достаточно открыть Интернет и вбить в строку поиска мое имя.

— Интернетом пользуются не все.

Я постоянно забываю, что в мире полно людей, абсолютно неискушенных в технических премудростях. В том числе и среди тех, у кого есть шофер и «бентли». Его задние огни становятся все меньше и меньше, они уже далеко впереди на неширокой двухполосной дороге. Для такой погоды «бентли» идет уж слишком быстро.

— Ты показал ему свое удостоверение? — спрашиваю я.

— А как ты думаешь?

Конечно, не показал.

— Значит, он так и не понял, что ты — не я.